Здесь ничего не менялось. По крайней мере — не волей человека, для этого он был слишком мелок. Природа здесь была удивительной — обрывистые горные склоны, покрытые лесом, переходящие в снежные пики на севере. Быстрые, ледяные реки, в которые невозможно купаться — кажется, что меж камнями бежит жидкий азот, сила течения в некоторые местах такова, что не удержится и профессионал. Никем не мощеные дороги — и тайные тропы в горах, помнящие еще солдат британского контингента. Смерть была здесь везде — за камнем, за деревом, в распахнутом настежь, ослепительно-синем небе. Здесь — как нигде ощущаешь бренность своего существования, и величие времени — ты уйдешь, а все это останется. Вопрос только в том — когда и как ты покинешь этот мир.
У многих жителей этой негостеприимной страны имели свои соображения на этот счет. И Соединенные штаты Америки — они ни в коей мере не устраивали…
Старый, побитый пикап «Тойота», бурча только позавчера отремонтированным в пешаварской мастерской дизелем — ускорился перед затяжным подъемом в гору, из-под колес летел гравий. Машина выглядела старой, ни к чему не годной — если не смотреть внимательно. И тогда обнаружишь совсем новые внедорожные дорогие покрышки и тоненькую полоску антенны через все стекло, пыльное и побитое камнями.
Запаса хода хватало, не пришлось подтыкать понижающую, изнашивая коробку. Пикап горным козлом взлетел на холм — и взору его пассажиров предстало небольшое скопление строений в чем-то, напоминающем чашу. Все как обычно — глиняные дувалы, улочки, дом на отшибе для гостей. Горы, на фоне которых все кажется таким мелким и мелочным. Типичное пакистанское поселение в суровом и негостеприимном краю. Разница была лишь в том, что это была засекреченная оперативная база ЦРУ, созданная еще во время войны СССР в Афганистане и теперь расконсервированная.
Дальше было проще — это не в гору, где ты едешь и не видишь, что ждет тебя впереди. Пикап выдал оговоренную серию сигналов фарами, подтвердив статус «свой». Затем остановился у гостевого домика. Это был обычный с виду гостевой домик, два этажа, низкий дувал, какой-то огородик. Разница была лишь в том, что изнутри были броневые плиты, у обитателей этого домика имелся русский пулемет НСВ и снайперская винтовка Мак-Миллан, а от домика до основного комплекса зданий — вел укрепленный подземный ход.
Пикап остановился у домика, навстречу вышел человек в пакистанском камуфляже, с окладистой, коротко постриженной черной бородой и в солнцезащитных очках. Ради большей безопасности — здесь старались не говорить по-английски и выдавали себя за подразделение специального назначения пакистанской армии, когда надо было за кого-то себя выдавать. Пару раз местные их попробовали на прочность — и отстали, силу здесь понимали очень хорошо. Выдавать себя за пакистанских военных было хорошо еще и тем, что пакистанские военные держались друг за друга, ничего не прощали и разгром базы означал бы для местных жителей карательную операцию с бомбежками…
— Салам алейкум.
— Салам… — ответил Джордан через окно машины.
— Привез что-то?
— Да, но не то на что рассчитывали…
Пакистан. Пешавар
Район Шейхан
Днем ранее
Больше всего — Николасу Джордану было не по себе, когда он видел детей. Этих детей. Их было много, чертовски много, примерно столько же, сколько раньше было в американских пригородах. Вот только эти дети — были совсем не из тех, которые вызывают умиление. Нет, сэр, совсем не из таких. Они играли камнями, вырезанными из дерева автоматами Калашникова и ножами, настоящими ножами. И костями животных. Животных здесь резали много, прямо на улице — каждый раз собирались дети, в надежде получить кусочек дрянного мяса или окровавленной шкуры животного. Они с детства видели кровь и смерть, они, черт возьми, были совсем другими. Ты это хорошо понимал, когда раскрывался, когда дети понимали, что ты американец. Взгляды этих детей становились отстраненными и жесткими, глаза как речные голыши… не надо было провидцем, чтобы прочитать их мысли. Как перехватить глотку тебе… как барану.
Нет, с ними ничего не сделаешь. Единственное решение проблемы — выжженная земля.
Джордан вздохнул и почесал бороду. У него была чертовски примечательная борода — с серебристой полосой посередине, как у Коленвала [50]. Парни подшучивали над ним и говорили, что это не борода, а произведение искусства и он не имеет права сбривать ее. Вероятно, этим уродам нравилось постоянное ощущение растительности на лице, раздражающее и постоянное напоминающее о себе присутствие волос. Джордан считал дни до того момента, как он вернется в Форт Мид и наконец то сможет побриться. Он даже представлял себе, как это будет… он неспешно поправит на ремне бритву с костяной ручкой, которую купил на распродаже за двести девяносто долларов. Потом — он возьмет немного пены и…
— Ястреб три… твою мать…
Черт…
— Судья, я Ястреб три — негромко сказал он в пустоту — готов.
— Ястреб четыре, готов — тут же прозвучало в наушнике, упрятанном в ушной раковине и совсем не видимом со стороны.