Какого лысого ежика он согласился на новый заказ? Ребра с прошлой недели порядком побаливали, хорошо, что обошлось ушибом, а не трещинами или переломами. Ладно, был бы с подработки реальный денежный выхлоп такого же размера, на какие суммы экологи навесили штрафов на трижды проклятущий закрытый химзавод, куда ему предстояло проникнуть. Так ведь нет. Ему, Лиру, светил лишь легкий финансовый бриз да розовые экологические сопли. Мол, гляньте, что там по ночам творится, а то завод стоит, но дым из труб по ночам валит, и у нас, владельцев сего безобразия, сердце не на месте. А оно у вас на месте было, когда вы природе Третьей колонии козу безрогую решили подстроить?
Лир возмущенно фыркнул, пролистывая записанные в блокноте от руки сведения. Несмотря на всю любовь к технологиям и недоверие к шестеренкам, механизмам и ручной работе, данные наемник предпочитал хранить при себе. И не в цифровом виде.
Содержатели завода обанкротились за несколько месяцев до окончания его строительства, насколько наемник успел узнать. Производить там должны были смеси для пищевых принтеров. Очередная новомодная игрушка, которая требовала картриджи с белками, жирами и углеводами, конвертеры для вкусовых присадок и программное обеспечение. Купил, и хочешь – мясные чипсы с перцем печатай, хочешь – ириски, хочешь – что хочешь. Лира пищевые принтеры искренне восхищали. И он не понимал, где ошиблись инвесторы: спрос на сами смеси и прочие комплектующие к технике такой, что можно пять заводов открыть, не то что один до банкротства довести.
Он еще раз фыркнул: довести завод до запуска, значит, у его хозяев денег не хватило. Судя по документации, на откуп от Совета синдикатов и дорогущие экофильтры – тоже. А на него, наемника едва ли не с самым высоким ценником на Третьей – наскребли с полпинка? Что-то здесь нечисто. Вот зря он туда лезет, и афедрон о том же недвусмысленно говорит. Чутью задней части тела Лир безоговорочно доверял – оно выручало не раз, не два и не десять.
Следующие несколько часов Лир провел в инфранете. Локальная закрытая информационная подсеть для своих в Третьей колонии обновлялась, как и все сервера внешнего инфонета, раз в несколько дней, как только инфошаттлы с копиями сетей прилетали с Земли и остальных четырех миров. Впрочем, свежих сведений особенно не потребовалось: проанализировав то, что есть, наемник быстро понял с какой стороны к владельцам завода незаметно подкрался злобный карачун.
Судя по всему, им-таки Совет синдикатов на хвост и наступил. Тут, в другой галактике, Межмировое правительство организованной преступности не указ, с Земли до Третьей экзопланеты и колонии на ней особенно не дотянешься. А бизнесу и подавно надо с оглядкой устраиваться. Это только ему, Лиру, руки развязывает порядком: на Земле наемников не любят, и лицензии дают неохотно, зато в колониях – за милую душу и красивые глаза.
Но это и мешает: мелкой шушеры, как и на окраинах земных мегалополисов – пруд пруди. Хотя, с другой стороны, заказы постоянно есть – тому помоги, того сохрани, груз сопроводи, рейдерский захват предотврати… Заказы на убийство Лир принципиально не брал: не любил, когда заказчики путали профессионального наемника с профессиональным киллером. Глазурь, может, у этих конфеток снаружи и одинаковая, но начинка – разная.
Лир продолжил размышлять. Если учесть, что аккурат позавчера глава Совета синдикатов выдал ему и всему его Стрелковому клубу карт-бланш на заказы по синтоглину… Ясно. Похоже, что варщики глинта на заводе и засели. Идеально же! Оборудования полно, реактивов полно, и не трогает никто.
Для клуба отлов синтоглинщиков мог оказаться золотой жилой, и Лиру не было жалко тех, кто создает и распространяет один из самых страшных и дорогих наркотиков современности – синтоглин, или попросту глинт. Опасен он был и тем, что вызывал мгновенное привыкание, красочные галлюцинации и чувство собственной гениальности, и тем, что подсаживал на себя мгновенно, с первой дозы. И потому на веществе во всех Пяти мирах, кроме Земли, сидела большая часть творческой и интеллектуальной элиты, которым было глубоко параллельно на тот факт, что живут синтоглиновые наркоманы не больше пяти-восьми лет – наркотик постепенно «съедал» глиальную ткань мозга, позволяя нейронным цепям работать быстрее до определенного предела, после которого истонченная миелиновая оболочка нервов не выдерживала, и человека начинало «замыкать». Как неисправную проводку.
Но что-то тревожило подсознание. Лир было почти отказался от заказа, повинуясь интуиции, да червячок в глубине души не дал пройти мимо скользкого и дурно пахнущего. И Лир абсолютно не понимал, почему.