Преломление. Обречённые выжить

— Во! — обрадованно воскликнул наш собеседник. — А вы из какого театра, простите? Что-то не припомню… Внешность заметная. Не из «Лейкома», случайно? У Марка Захарова не мог вас видеть?

— У Захарова дочь Агрия Робертовича служит, — поправил я. — А я — у Марка Исааковича Рабиновича.

— Кто таков? Не слышал ни разу. Какой-нибудь районный театр, наверное?

— Да, именно районный, — подтвердил я. — Район ЦВА.

— И где ж такой? Не припомню.

— Центрально-Восточная Атлантика.

— Что, и там играют? — не понял Фарада.

— Ещё как играют! Особенно в Мавританской зоне. Трал закинут, через час — сорок тонн скумбрии. Успевай только шкерить.

— А Рабинович при чём тут? — удивился Фарада.

— А он у нас капитаном.

— А-а-а! Так вы моряк?! Моряков ни разу не играл. Фактура не та. Хотя вот Рабинович же моряк. А я чем хуже?

— Сё-ёма! — послышалось из ближайшего к нам кабинета, завешенного сморщенной тёмно-синей материей. — Пропускаешь! Мы уже за твою «Таганку» выпили. Теперь давай за Любимова, а потом, наконец, и за тебя.

Сёма сделал губы буквой V, извинился и пробурчал:

— Затянули, гады, не хотел. Теперь приходится отдуваться. Вот оно — бремя славы! — И быстрым боковым шагом юркнул в кабинет, откуда были слышны голоса и звон посуды.

Через минуту за сморщенной занавеской дружно запели:

Уно, уно, уно, уно момента,
Уно, уно, уно комплимента…

Мы с Атрием Робертовичем под аккомпанемент навязшей у всех в зубах песни пошли на последнюю запарку. Как он выразился — «чистым паром». Это когда без веника, с коротким заходом и после окончательной помывки. Потом — холодный душ и пол-литра жигулёвского.

— Дорожи этим моментом, — сказал мне Агрий Робертович, поднимая кружку с пивом. — Он никогда не повторится.

Фарада из кабинета уже не выходил, слышен был только его голос. Пиво было кислым, с быстро оседающей пеной и недостаточно холодным. За занавеской что-то говорили про Высоцкого, про Караченцова, про Горбачёва и Ельцина.

И всё было у нас ещё впереди.

Извивы моды в стиле «а-ля Петрович»

Наш учитель физкультуры и тренер секции юных футболистов Петрович не утруждал себя поисками дефицитных кроссовок. Ему просто повезло: кто-то из родителей его подопечных привёз тренеру в подарок китайские белые суперкеды «Два мяча», достать которые в те времена было практически невозможно. «Два мяча» — это мечта каждого школьника или студента Советского Союза в конце 60-х.

Петрович эти кеды почти не снимал — был в них и в спортивном зале, и в нескончаемой сутолоке города, и в школьных классах, и на стадионах во время тренировок и футбольных матчей. Было подозрение, что он в них и спать ложился. Но поскольку этого никто не видел, то последнее предположение всё-таки оставалось на уровне гипотезы, тем более что жена Петровича эту гипотезу не подтверждала.

В итоге уже через полгода кеды потеряли свой натуральный белый цвет и приобрели «натуральный» буро-землистый. Никакие стирки или чистки зубным порошком не помогали, и в один удобный момент, когда жена в большом эмалированном тазу проваривала в ядовито-красном анилиновом красителе свою старую битловку, Петрович бросил туда и любимые кеды.

Результат превзошёл все ожидания: бурый брезентовый верх кедов приобрёл густой бордовый цвет, а битловка пошла разводами самых причудливых форм, размеров и оттенков — от слегка розового до густо-малинового в крапину.

Вероятно, с этого момента и начался отсчёт времени для моды на яркие цвета. Но мало создать культовые вещи — их ещё надо продемонстрировать публике, запустить в массы на уровне подсознания, а потом уже сделать предметами вожделения.

Культовые вещи пока в единственном варианте были уже готовы: бордовые кеды вместе с живописной битловкой жены ждали своего звёздного часа в спортивной сумке Петровича. Жена посмеялась: «Раз ты такой умный, тренируй детей теперь в том, что сам и сотворил».

— А почему бы и нет, — по-спортивному отразил удар муж, — в нашем деле важна не форма, а содержание. До Олимпийских игр пока далеко. А тренировать детей можно даже в бордовых кроссовках и цветастой водолазке.

— В битловке… — поправила жена.

Когда дети в первый раз увидели Петровича в столь необычной форме, пошли смешки и шушуканья. Но потом привыкли и на новую одёжку Петровича не обращали внимания. Тем более что тренер он был классный: его футбольная команда стала призёром района и метила в чемпионы. А это было главным.

Как-то раз Петрович пришёл на педсовет в своём, ставшем привычным, спортивном виде: бордовых кедах на босу ногу, узких «тренингах», доходивших ему до щиколоток, и в пятнистой битловке с высоким, закатанным у подбородка воротом.

Педагоги встретили коллегу непроизвольным возгласом удивления, граничащего с затаённым восторгом.

Петрович оценил ситуацию, смутился и стал оправдываться: