Преломление. Витражи нашей памяти

Жизнь одного писателя ушедшей эпохи мистически переплетается с жизнью другого — Сергея Воробьёва, перешагнувшего через экватор двух эпох и нашедшего своё место в литературе Нового времени. Его вселенная размашиста не только во времени, но и в пространстве земного бытия.

Ещё Н. В. Гоголь заметил: «…мир в дороге, а не у пристани…»

Мир на перепутье.

Перепутья автора — это моря и океаны, материки и острова, страны и люди — жизнь во всей её полноте.

«По водам зыбучим» — новая глава книги — приводит читателя в Египет, Сенегал, Марокко, Тунис, Грецию. Земная дорога — реальность — в творчестве не бывает тождественна себе, но отражает её более ярко, полно, порой неожиданно. Преломлённые через витражи памяти писателя, сколь выразительными, единственными в своём роде предстают перед нами негр Вася из Сенегала, прекрасно говорящий по-русски, грузин Нико — знаток и любитель греческой кухни, араб Ахмед — гид из Египта, не назвавший своего имени дотошный служитель Каирского музея. Сколько людей, столько душ человеческих во всём их разнообразии.

Писатель-путешественник, следуя стремлениям своей души, оказываясь на перепутье земных дорог, использует все возможности, чтобы увидеть многогранность окружающего мира и не только почувствовать его вкус и запах, но и ответить на его вызовы, испытав себя во всевозможных обстоятельствах.

В рассказе «Лилит & Sportishman», добывая ушедшее из почвы времени и не повредив его корней, вдохнув в него своё мироощущение, автор открывает для себя и читателя, казалось бы, такую знакомую вселенную. Вопреки предупреждению марокканца, местного жителя, о надвигающемся урагане «Лилит», герой едет на своём байке навстречу пока ещё не полностью поглотившей побережье Атлантики тьме марокканской, которая сродни тьме египетской. Едет, наслаждаясь роскошью окружающей природы, лучами божественного света, расцвечивающими всё вокруг радужными красками. Океан манит, притягивает: «…я… кидался в набегающие на берег пенистые воды, волнующиеся не менее, чем душа моя». В такие мгновения душа становится «струёй невидимого божества бесконечного света». Так определяет это состояние Иоанн Дамаскин.

Но душа, как свободная сущность, должна по словам наших духовных наставников обладать и умом. Однако человек редко обладает такой душой во всей полноте. А потому не способен сразу осознать, как светлая, отдающая себя стихия постепенно исчезает, уступая место демонической силе, и он продолжает движение навстречу бездне, готовой поглотить всё без остатка.

Первым признаком этой бездны — урагана по имени «Лилит» — был ниоткуда вдруг возникший ветер. Имя Лилит у шумеров означало «дух ветра», «женщина-демон», рождающая чудовищ. У древних евреев первая созданная и отпавшая от Бога женская сущность получила имя Лейла — демон ночи. Эта наделённая внешней красотой соблазнительница чёрными развевающимися по ветру волосами и бездонно-огненным взглядом притягивала мужчин, вызывая у них восторг и неуёмное желание обладания. Как повествуют древние мифы, Лилит, «высасывая жизненные силы мужчины, несла болезни, разрушение и смерть».

«Мне во что бы то ни стало хотелось ощущать её во всём размахе и откровенности», — признаётся герой рассказа. И, несмотря на окутавшую мир тьму марокканскую, он, подчиняясь своему неуёмному желанию, продолжает двигаться навстречу Лилит. Гаснут прибрежные фонари, тьма стремительно окутывает весь мир: пальмы своими разлапистыми ветвями, словно развевающимися волосами Лилит, хлещут темнеющий небосвод, океан, закрученный дерзким ураганом, безумствует. И, подчиняясь демонической силе музыки труб дьявольского органа, герой «медленно, как сомнамбула, двинулся на её зов навстречу стихии.

— Ты здесь, Лилит?! Ли-ли-и-и-и-и-ит!!!»

«Дьявольская музыка неистовства непроглядной ночи возвещала приход Небытия… Откуда же взялась эта чёртова закваска охватившей мир тьмы… Не из демонического ли женского первоначала по имени Лилит, едва не погубившего меня?»

Соблазняя демонов, ангелов и мужчин, Лилит оставляет после себя многочисленное потомство, которое во все времена по-разному проявляет властную тёмную силу этого женского первоначала.

Такова маленькая девочка из наброска с натуры «Моле сумит». Она пока неосознанно проявляет эту силу, оттаскивая малыша-братца от причала Графской пристани, где он, засунув нос в широкую щель между досками настила, повторяет одну и ту же фразу: «Моле сумит, моле сумит!» Сестрёнка звонко приказывает: «Костик, уйди! Костик, уйди!» И насильно тащит вырывающегося и плачущего мальчугана подальше от моря.

— Всё, — говорит наблюдающий эту сцену спутник автора по крымским скитаниям, — точно не быть ему адмиралом.

«Костик уйдёт. Станет он каким-нибудь сантехником или штукатуром, в итоге окончательно заштукатурив свою мечту».

Хочется отметить особый дар писателя, позволяющий ему двумя-тремя штрихами отобразить в миниатюре то, о чём пишутся романы, эссе и диссертации — влиянии женского начала на формирование личности и судьбы мужчины.