Премьер-министр любил эти ранние часы. Летом, когда рассветало, он видел, как дети гнали стадо на луг, расположенный вдоль высокого берега. Постепенно в доме пробуждалась жизнь. Он ходил взад и вперед мимо полок с книгами по всем четырем комнатам с низкими потолками, скучая от безделья, но не раздражаясь, то останавливаясь, то двигаясь дальше, иногда выходя на порог дома, чтобы вдохнуть запах влажной земли и травы. С совсем недавних пор земля и трава вновь обрели тот запах, который был знаком ему с детства.
Зимой и осенью он наблюдал за тихим рождением дня, и почти всегда вялый дымок испарений неслышно поднимался с земли, образуя рваную пелену, сквозь дыры которой можно было порой различить церковную колокольню.
Сегодня у зари не было красок, заря была цвета белой с черным гуаши, и наступление дня отмечаюсь лишь тем, что молочно-белый туман постепенно становился все гуще.
На кухне сели позавтракать. В окно он увидел смутное очертание дерева у главного входа. Ствол его клонился к востоку из-за постоянных ветров с моря, к востоку тянулись и оголенные мокрые ветви. У дома зыбко, словно привидение, вырисовывался силуэт полицейского агента. Казалось, он находится где-то очень далеко, в ином мире, не слышно было даже его шагов, как будто утренний туман заглушил все звуки и стер все линии.
Время от времени Премьер-министр посматривал то на свои часы, то на небольшой приемник на столе. Незадолго перед тем, как настало время включить его, он из окна увидел Мари: медленно вырастая из тумана, она выделялась по мере приближения все отчетливее, и ее красная фуфайка была единственным ярким пятном на фоне белесого пейзажа.
На каждом волоске ее растрепанной головы, должно быть, трепетали росинки, как и на каждом стебельке травы, по которой она ступала. Когда она шумно распахнула двери в кухню, послышались восклицания и смех Эмиля. В эту ночь ее мать, наверное, родила, но Премьер-министр не позвал Мари, чтобы спросить об этом.
Хоть он и считал минуты, но повернул выключатель слишком рано и вынужден был прослушать какую-то глупую песенку, потом метеорологическую сводку, которая его совсем не интересовала.
- ...Четверг, четвертое ноября. День святого Шарля. Цены на Центральном парижском рынке. Фрукты и овощи...
- Итак, наш первый информационный выпуск. Новости Франции. Париж. Как того и ожидали вчера вечером, шумное оживление царило всю ночь на бульваре Сюше, где господин Филипп Шаламон, которому президент республики поручил сформировать коалиционное правительство, принял некоторых политических деятелей, принадлежащих к разным партиям. Около четырех часов пополудни из квартиры депутата от Шестнадцатого округа вышел лидер партии радикалов Эрнест Грушар, который предварительно встретился с представителем социалистической группы. Он высказал удовлетворение по поводу происходивших переговоров. Ожидают, что сегодня утром господин Шаламон, как он и обещал вчера, приедет в Елисейский дворец и даст окончательный ответ главе государства... На борту парохода "Мелина" общества "Морских транспортов"...
Премьер-министр выключил радио, не заметив, что Миллеран вошла в кабинет. Его охватило тоскливое недоумение и ощущение пустоты, напоминавшее чувство, которое он испытал утром, когда глубокая тишина сменила шум бури.
Он ждал Шаламона, почти уверенный, что тот приедет. Может быть, в глубине души он этого хотел? Он и сам не знал. Он не желал признаваться в этом, особенно теперь.
Пока он воображал, что его бывший сотрудник мчится к нему сквозь дождь и ветер, и даже предполагал, что тот, потерпев аварию, застрял на дороге, Шаламон в квартире на бульваре Сюше с холодным спокойствием продолжал свою игру и принимал одного за другим представителей различных политических партий.
Это было столь неожиданно, столь невероятно, что Премьер-министр никак не мог стряхнуть с себя оцепенение и даже машинально притронулся указательным пальцем к уголку глаза, где скопилось немного влаги.
Заметив наконец, что перед ним стоит Миллеран, и, сердясь на нее за непрошеное вторжение, он спросил, словно возвращаясь откуда-то издалека:
- В чем дело?
- Я хотела узнать, не позвонить ли сейчас в Эвре? Он молчал, собираясь с мыслями, а Миллеран продолжала:
- В больнице круглосуточное дежурство, может быть, не стоит ждать до девяти часов?
Он неподвижно сидел в кресле, и его остановившийся взгляд начинал беспокоить Миллеран; однако, зная по опыту, что должна притворяться, будто ничего не замечает, она объявила на всякий случай, чтобы прервать затянувшееся молчание:
- У Мари появилась еще одна сестренка. Пятая девочка в семье.
- Прошу вас, оставьте меня одного на некоторое время.
- Можно, я пойду к себе в кабинет?
- Нет. Куда-нибудь в другое место. Куда хотите...
Оставалось одно объяснение, которое, с его точки зрения, давало надежду, что исповедь Шаламона исчезла. Чтобы проверить это предположение, он удалил Миллеран и, как только она отворила дверь в кухню, направился в последнюю комнату и с лихорадочной поспешностью схватил "Приключения короля Позоля" в тяжелом футляре.