Премия для извращенца

Впрочем, ни одно из этих рассуждений не могло противостоять сперме Дэнни, которую Джералд так искусно изъял у него, а потом впрыснул Гари. И ни одно из них нельзя было использовать для отвода обвинения, если Дэнни оставался вялым, молчаливым, угрюмым, не подающим ни единого признака того, что он хочет доказать – пусть даже формально – свою невиновность.

Для Дэнни суд представлял собой целый ряд несвязных, почти абсурдных впечатлений. В Королевском суде в Кингстоне полицейские, которые арестовали его, все коротко подстриженные и в форме, стояли в коридоре и вовсю «дымили». Дэнни подумал: надо же, они всегда выглядят так, будто на них форма, даже когда одеты в штатское. Окрашенные золотом лепные украшения в виде фруктов, обрамлявшие потолок большого зала, сочетались с массивными пепельницами в форме канистр, которые располагались в крыльях этажа. Судебный пристав был чернокожий и чем-то напоминай Дэнни покойную тетю Хетти. Прокурор, белый, все время теребил крупное кольцо с печаткой, цепочку на часах и «бабочку» на шее. Он был похож на одного из профессиональных игроков, которых Дэнни обслуживал в Сити. Каждое утро, поджидая вместе с охранниками начало дорогостоящей шарады, Дэнни пытался отыскать любой, даже самый незначительный, намек на сострадание в глазах королевы Каролины[2] на огромном портрете – и не находил.

Изо дня в день сидя на скамье подсудимых, он вдруг понял, что ни на кого не стоит смотреть. Присяжные были обычными людьми, которые изо всех сил старались казаться умудренными опытом, а на самом деле выглядели по-детски глупо. Особенно это проявлялось, когда они испепеляли Дэнни ненавистью, если адвокату удавалось найти хоть какой-то аргумент в его защиту. О публике в зале конечно же и вовсе не могло быть речи. А потому Дэнни сконцентрировался на необычных двойных трещотках – их использовали, чтобы открывать высокие окна в зале суда, – и долгими часами блуждал взглядом по вертикальным жалюзи на окнах.

Дэнни пришел в себя, когда судья оглашал итоги слушания дела для присяжных, которым предстояло решать его судьбу; это делалось для того, чтобы они могли оценить, говорили ли свидетели правду; важно, чтобы в вопросах закона они были на стороне судьи, а в вопросах фактов опирались на свое мнение. Судья осторожно заметил, что им самим предстоит решать, виновен подсудимый или нет; но в целом, как полагал судья, более вероятно, что они предпочтут поверить фактам. Итак, он разрезал пирог правосудия и дал кусочек каждому, спасая Дэнни.

Присяжные отсутствовали недолго, трудно представить, что за столь короткий промежуток времени они успели дойти до комнаты жюри, потом хором произнесли: «Виновен!» – и вернулись в зал. Даже судью удивило их проворство, а прокурор буквально сиял от счастья. Было три часа дня, старшина присяжных вручил вердикт клерку, и тот передал сложенный пополам лист бумаги судье. Все утро над зданием суда пролетали самолеты с Хитроу, и каждое проклятое слово судьи сопровождалось ревом очередного «Боинга-747», на борту которого находилось шестьсот человек, сбежавших от земного заключения со скоростью шестисот миль в час. Когда судья взял в руки вердикт, Дэнни услышал жуткий гул и, глядя в окно позади судьи, увидел белую иглу «Конкорда», взлетавшего в серое небо.

Дэнни получил пожизненное заключение с возможностью выйти на волю через двадцать лет.

Его адвокат сумела выпросить несколько минут, чтобы поговорить с ним в камере.

– Вы должны настаивать на том, что вам необходима охрана, – сказала она ему. – При таком обвинении у вас нет выбора – иначе придется несладко. Сделайте все возможное, чтобы выйти из-под сорок третьей статьи. Если придете в себя и захотите побороться, потребуйте апелляцию, и лучше всего, чтобы вы все время протестовали против вынесения такого приговора, ни в коем случае не признавайте, что вы относитесь к «особой категории». Тем более что это не так, правда, Дэнни?

Впервые с тех пор, как он встретил ее, Дэнни в упор посмотрел на эту молодую женщину и без всякой интонации в голосе ответил:

– Не так.

В камеру вошли два охранника, надели на Дэнни наручники и увели его.