Читаем Прения сторон полностью

И вот целый букет преступлений, можно подумать, что Папченко прямо-таки старался максимально осложнить свою судьбу. Но суд к его судьбе не может остаться равнодушным. И я думаю, что наказание будет выбрано минимальное, потому что все мы заинтересованы, чтобы в жизни Михаила Папченко открылась новая страница.

11

Воскресенье Ильин решил провести за городом. В пионерлагере, где находится Андрей, — родительский день. Так что приятное с полезным. Места дивные, лагерь в лесу, рядом речка. Иринка уже моталась туда с рыночными помидорами и клубникой. Старый лаз, у которого нетерпеливые родители назначали встречи, больше не годился: парень так вырос, что отовсюду видать. Но Иринка все-таки нашла новый лаз и встретилась с Андреем.

— Помидоры взял, а клубнику — ни за что: взрослый!

— Ты сумасшедшая мать, — сказал Ильин, ласково взяв Иринку за подбородок и целуя в губы, пахнущие летом. Она была в его любимом стареньком сарафанчике, уже загорелая.

— Женя, ну что ты, ей-богу…

Как всегда, он потом посмеивался над ее благоразумием, как всегда, было приятно называть Иринку пугливой и смотреть на капельки пота, выступившие на ее загорелом лице. Все было так, как обычно, и все-таки Ильин хмурился. Он старался быть веселым, но из этого ничего не получалось. И он упрекал себя за эту свою вспышку, как будто в ней было что-то безнравственное.

Он по-прежнему любил Иринку, но теперь в их отношения вмешалась тайна. О Ларе он, конечно, давно рассказал, но как рассказал: умница, великолепно знает Восток! «Возможно, приедет в Москву…» — прибавил он осторожно.

— Она вполне может остановиться у нас, — немедленно откликнулась Иринка. — Тем более теперь, летом, когда нет детей…

Но что запретного было у него с Ларой? Ничего, если не считать нескольких поспешных поцелуев, И все-таки было что-то, чего Иринка не должна была знать. Его походы на почту к «колдунье». И письма Лары. И свои письма он писал не дома, а на работе или на почте, а один раз зашел в гостиницу, расположенную неподалеку. Там в холле было прохладно и, благодаря вечнозеленому плакату «Мест нет», совсем тихо. Только два-три человека дремали в огромных кожаных креслах в ожидании чуда. Там он написал Ларе письмо. А что в нем было запретного? «Милая Лара!» и «Ваш Ильин».

С утра парило, ждали — вот-вот ударит гроза, становилось все более душно. Электричка битком набита людьми. Иринка сгибается под родительскими доспехами — сумкой и допотопным бидончиком. А у Ильина в руках большой термос и еще какой-то чемоданчик.

Потом крестным ходом шли от электрички до лагеря, и каждую минуту Ильин останавливался и просил глоток из Андрюшкиного бидона.

Увитая цветами арка — «Добро пожаловать!», улыбки вожатых, железный голос начальницы лагеря, концерт самодеятельности, ребята в греческих хитонах, какой-то симпатичный карапуз исполняет на виолончели «Элегию» Массне, овация, маленькая девочка читает: «А он, мятежный, ищет ури, как удто в уре есть окой», — овация, и в заключение — танец матрешек. Но Андрея не видать ни в одном номере.

К Ильиным подходит девушка, похожая на египтянку: соответствующий разрез глаз плюс бронзовый загар.

— Ника, старшая пионервожатая. Вы родители Андрея Ильина, не правда ли? — Она доверительно берет под руки Ильиных. — Хотелось поговорить. Мы серьезно озабочены вашим сыном. Нет-нет, вполне здоровый и умственно полноценный мальчик, но если член нашего коллектива не желает принимать участия ни в одном лагерном мероприятии, то мы имеем право спросить: откуда эта внутренняя разболтанность? С Андреем разговаривала не только я, но и методист-психолог! — Египтяночка взволнована, бронза теряет торжественность, проступает вульгарный медно-красный загар.

— Спасибо, большое спасибо, — говорит Иринка и при этом наступает на ногу Ильину, чтобы не вздумал спорить. — Разумеется, мы поговорим с Андреем.

— Разумеется. — Старшая пионервожатая снова бронзовеет. — Неучастие вашего сына в сегодняшнем смотре самодеятельности — это исключительно его вина. Наша задача — с самого начала подсмотреть и не упустить талант. Ваш Андрей легко поднимает тяжелую штангу, вир-ту-оз-но! Но выступать отказался. Ничем не мотивированный, я бы даже сказала, грубый отказ.

— Спасибо, спасибо… — повторяла Иринка.

Ильину египтяночка не понравилась: подсматривание талантов, методисты-психологи… Та же пятибалльная система в летних условиях… Слава богу, наконец-то замаячил Андрей!

— Как дела, штангист?

— Уже успела наябедничать!

— В каждом доме свои порядки… — вмешалась Иринка.

— Ябеда, ненавижу! — сказал Андрей как-то не по-детски тяжело.

— Ты что, надо все-таки выбирать слова!

— Накепать бы тебе за все это хорошенько! — сказал Ильин. — Пользуешься тем, что у тебя родители прогрессивные…

Иринка умело перевела разговор на другую тему, прочла письмо от бабушки и Милки, но под конец все-таки сказала, что надо учиться культуре общения, это обязательно для интеллигентного человека.

— Но если она мне еще раз начнет про штангу!..

— Ну что тогда? — Иринка засмеялась и ушла прощаться с египтяночкой.

— А я ей не клоун в цирке, — сказал Андрей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза