Прения сторон

— Все понял, — сказал Мстиславцев. — Но, Евгений Николаевич, не дразни судьбу. Ты, конечно, счастливчик, но ты над моим советом подумай. Подумай, Женя, не ошибись!

— О-го-го! — продолжал кричать Ильин, когда Мстиславцев был уже на лестнице. И еще раз, когда услышал, как поднимается вызванный Мстиславцевым лифт. И еще раз, когда увидел Мстиславцева с балкона. — О-го-го! О-го-го-го-го!

27

— Женя, подъем! — крикнула Иринка. — Звонила Тамара Львовна, я сказала, что ты пошел за газетой.

Ночь была скверной. Он думал о деле Калачика. «Не ждут тебя ни цветы, ни огни большого города!» — сказал Мстиславцев. «Ни цветы, ни огни…» — очень похоже на новое изречение Касьяна Касьяновича. Думал он и о словах Любови Яковлевны: «Не такая уж я слабенькая!», и об ее неожиданной энергии. И за всем этим стоял тихий и задумчивый Калачик: «Уверенности, уважаемый, вам не хватает!» Конечно, как веревочка ни вьется… Но на этот раз веревочка попалась какая-то сверхпрочная!

Уснул он поздно, и сразу явились кошмары: дорога в медресе, жара, пыль, раскаленные камни; он идет то один, то в толпе, спутники меняются, исчезают, а он все идет и идет, и этому нет конца: медресе отлично видно, но приблизиться к нему невозможно. И только под самое утро появилась Лара и спокойно сказала: «Медресе построено в пятнадцатом веке, его пропорции…»

Он слышал будильник, слышал, как разговаривают дети, кажется, ссорятся, хлопнула дверь, дети ушли в школу, а он лежал и думал о деле Калачика и о Ларе и чувствовал раскаленные камни.

Снова позвонила Тамара Львовна и сказала, что хочет встретиться.

— Да, хорошо, отлично, милости просим! (Иринка отчаянно замотала головой: «Что ты, я совершенно не подготовлена!»)

— Нет, мне надо поговорить с вами наедине. Дайте мне адрес консультации.

— Но сегодня суббота!

— Тогда, может быть, вы заедете в институт? Я сегодня работаю.

Это было заманчиво. Ни разу за все знакомство с «супругами Кюри» его туда не приглашали.

— Хорошо, я приеду.

— Зачем ты ей нужен? — спросила Иринка.

— Понятия не имею…

— Она странная дама…

— Странности есть у каждого из нас, — заметил Ильин уклончиво.

Но за завтраком Иринка снова вернулась к этой теме:

— Она странная не так, как другие. Я раньше думала, что это от науки, мне казалось, она все время считает; разговаривает со мной, а в уме считает. Но, по-моему, она просто всех презирает. И своего мужа тоже.

— Откуда у тебя такие сведения?

— Ну вот, есть, значит!

— Не иначе как этот Жорж! Угадал?

— Не имеет значения!

— Но ведь я угадал! Хорош балбес! Как ты это можешь слушать?

Назревала глупейшая ссора, особо опасная потому, что Жорж и Тамара Львовна были только поводом, а взаимное раздражение копилось давно, и ссора чуть не вспыхнула вчера, после ухода Мстиславцева. Иринка спросила, что произошло между ними, и Ильин ответил: «Да так, ничего особенного, он мне предложил сделку, а я воздержался от исполнения».

«Сделка» и «ничего особенного»! На что Иринка ответила: «С некоторых пор у тебя все стали плохие!» «С некоторых пор…» Она почти дословно повторила Мстиславцева.

— Иринка, клянусь, я тебя ничем не хотел обидеть. Но если ты все-таки обиделась, извини меня. Мир?

— Во всем мире, — вздохнула Иринка. — Тем более я не считаю этичным, что Жорж вмешивается…

— Ничего, ничего, Гамлет себе еще не то позволял…

— Жень!

— Да, Иринка!

— Объясни мне, пожалуйста, почему ты вчера на весь дом кричал «О-го-го!» О-го-го… Что это значит?

— Хорошо, я открою тебе эту тайну. «О-го-го» означает: «Мы еще себя покажем!» Я имею в виду: «Мы себя покажем в самом лучшем виде».

— Ты знаешь, почему теперь дети такие нервные?

— Я не нахожу, что дети теперь нервнее, чем мы тридцать лет назад. Но я не хочу спорить с тобой…

— Тут и спорить нечего, — сказала Иринка. — Помнишь эту летнюю историю с убийством? Ты рассказал Андрею, а он потом всю ночь кричал и плакал.

— Но я ему ни о чем не рассказывал. Просто мне не понравились комментарии Алевтиночки по этому поводу. Алевтиночка не кричала во сне, когда узнала о помиловании?

— Ты хочешь сказать, что я болтаю с Алевтиночкой о твоих делах?

Новая горячая точка: Мстиславцев, Жорж, нервные дети и теперь Алевтиночка.

— Послушай, Иринка, ты цепляешься за каждое мое слово, зачем?

— Я и сама не знаю. Думаешь, я этого хочу? Это как-то помимо меня… Понимаешь?

— Не очень…

— Во вторник начнется этот процесс!

— Вся-то наша жизнь такая — одно начинается, другое кончается…

— Нет, нет, Женя, не шути с этим, у меня какое-то дурное предчувствие.

И это тоже было чем-то новым: Иринка, томимая дурными предчувствиями. Она сама всегда высмеивала все эти дамские штучки. На Иринкин здравый смысл можно было положиться. Да, вот именно на ее здравый смысл, а не на какие-то «предчувствия».