Прения сторон

— Эх вы, — сказал Поль, с презрением глядя на Любовь Яковлевну. — Да разве так рассказывают? — Он быстро провел кепочкой по губам. — Находясь во временно затруднительном положении… Что это вы меня за рукав трогаете? — спросил он Ильина. — Я ведь и закричать могу… Словом, подымаюсь к дядюшке, потряхиваю коробочку — лакированная тройка, стиль рюсс, рука несмело подымает крышку… Стружка, самая обыкновенная стружка, а под стружкой… думаете, бонбоны? Ну, заимствовал я у дяди сто, прописью сто рублей, а мне Аркадий Иванович по приезде замечание сделал, упрекнул в нечестности. Сам-то он, Аркадий Иванович, жулик, а? Я и тогда уже догадывался.

— Аркадий Иванович… жулик? — ахнула Любовь Яковлевна. — Ты что ж, и на суде будешь так безобразничать?

— Любовь Яковлевна! — сказал Ильин. — Если это сию же минуту не прекратится…

— На суде? — переспросил Поль. — А я при чем? У меня позиция железобетонная: Нинель. — Поль приветливо помахал кепочкой. — «Что вам известно о деле?» — «А ничегошеньки». — «Вы довольно часто бывали в доме Аркадия Ивановича Калачика?» — «Обедал!» — «Выполняли какие-нибудь личные просьбы?» — «А как же: дочку в кино водил…»

— Вон! — сказал Ильин, чувствуя, что больше не выдерживает. — Уходите немедленно! Вон!

— То есть как это «вон»? — Кепочка угрожающе приподнялась. — Я ведь к вам по высочайшему приглашению, так вы меня, мамаша, сориентировали?

— Вон! — сквозь зубы сказал Ильин.

— Караул! — крикнула кепочка. — Адвокаты! Наемники! Жуликов защищаете! Мой дядя самых честных правил!

С трудом Любовь Яковлевна накинула на него болонью, но и с лестницы Ильин слышал:

— Наемники! Захребетники!

Наконец стало тихо. Первый час ночи. Конечно, Иринка не спит и ждет, чтобы он все ей объяснил. Но как же это она одна управлялась весь вечер! Значит, пока он путешествовал по Москве-реке, кепочка кричала здесь петухом… Да, худо, очень худо, думал Ильин. И хуже всего то, что во всем виноват он сам. Ведь это ему надо было удостовериться, что Сторицын… «Коробочка в экспортном исполнении»… Не хватает только майора Пронина! Но, кажется, кепочка сделана из сверхпрочного материала, его так просто не расколешь…

Так он стоял перед дверью к Иринке. В щелочку была видна узкая розовая полоска. Иринка любила засыпать при свете, а он любил эту узкую полоску. Ильин открыл дверь и сразу почувствовал ее руки. Значит, Иринка ждала, и, пока он стоял за дверью, она стояла по другую сторону и ждала.

— Иринка!

— Не сердись на меня, — говорила Иринка. — Все это очень глупо: натертый пол, тапочки, этот тип ужасно обидчивый. Я просто не знала, как себя вести… У тебя усталый вид, хочешь крепкого чаю?

— Да, хорошо бы. Крепкий чай — это прекрасно. — Он был тронут Иринкой: ведь именно ей пришлось сдерживать натиск сверхпрочной кепочки. Он смотрел, как Иринка зажигает газ, ставит чайник, и видел, что у нее дрожат руки. И ему хотелось утешить ее.

— Мне кажется, ты что-то скрываешь от меня, — сказала Иринка. — Кто эти люди?

— Любовь Яковлевна — жена моего подзащитного, можешь поверить, что для меня все это тоже неожиданно. А этого типа я сам первый раз вижу. Похоже, что именно через него мой Калачик дважды передал деньги своему начальству…

— Похоже на то, что твой Калачик запутал тебя! Все говорят, что Лев Григорьевич Сторицын человек честный, а ты его обвиняешь.

— Я не обвиняю Сторицына, я защищаю Калачика!

— Это я понимаю. Уж это-то я понимаю. Для этого не надо кончать юридический… А если врет Калачик?

«Это не ее слова», — думал Ильин, глядя на керамическую тарелочку, висящую на стене, домик, мостик, беседка, ничего особенного, но он привык к этой тарелочке: совсем недавно у них был ремонт, но и после ремонта тарелочка осталась на своем месте.

— Тебя просили, советовали, почему ты никого не слушаешь?

— А кого слушаешь ты? Мстиславцева или, может быть, Аржанова?

— Боюсь я за тебя, Женя, боюсь…

— Ты так говоришь, словно нам что-то угрожает…

— Такое чувство, что все рушится… Ты не хочешь посоветоваться с Касьяном Касьяновичем? Он бы не возражал.

— Он здесь при чем?

— Может быть, и ни при чем, но он столько для нас сделал! Прости меня, Женя, наверное, я должна гордиться тобой, ты сильный человек, не трус, я как-то раньше об этом не задумывалась. Но теперь все стало иначе, и ты стал другим. А я прежняя, не сильная. Я ведь, Женя, твоих рук дело. Все всегда зависело от тебя, и, если бы ты хотел, чтобы я была сильной, я бы стала сильной. Но я тебе нравилась… слабой. А сейчас я должна уснуть, поздно.

Ильин знал, что все возражения бесполезны. У Иринки так организована нервная система, что едва начинают сдавать тормоза, как появляется неодолимая потребность спать. Ильин любил ее вот такую, сонную, что-то бормочущую про себя.

— Спокойной ночи, Иринка!

— Спокойной ночи!.. — Сон, кажется, уже подхватил ее. — Нет, ничего, я сама… Не надо, я сама…

«Она уже спит», — подумал Ильин, но в это время Иринка сказала:

— Я прошу тебя поговорить с Касьяном Касьяновичем. Он ждет.