Читаем Прения сторон полностью

— Но отнюдь не такой, как Аркадий Иванович, которого вы взялись защищать, и даже не такой, как мой дядюшка. Я лучше… Пусть я тунеядец и отбывал уже, но я лучше. Что бы вы сказали, если бы вместо Калачика защищали меня? Могло бы ведь такое случиться? Ведь я мог бы прийти в вашу консультацию: привет, дважды оказался почтальоном между двумя деятелями. Имел бы я право на защиту? Нет, уж вы ответьте, имел бы или не имел?

— Вы отлично знаете, что каждый гражданин имеет на это право.

— Так дайте же мне вашу руку. Не бойтесь, здесь нас никто не увидит! Осень, опустел наш бедный сад, листья пожелтелые… А как со мной было бы вам просто: товарищи судьи, мой подзащитный вообще не знал, что был орудием преступления, ему и в голову не приходило, что у государства похищены деньги, прошу также учесть, что мой подзащитный отлично зарекомендовал себя в кружке самодеятельности! А теперь адье, товарищ адвокат!

Наконец-то Ильин остался один. Обеденный час, но есть не хотелось, и уж во всяком случае не в «Солнышке» — сейчас все туда потянутся, и Пахомова, и мушкетеры… Конечно, от этих встреч надолго не уйдешь, но хотя бы не сегодня… Домой? Да, разумнее всего было бы домой. «Уж Ирина Сергеевна сумеет тебя обиходить…» Да, это верно. И хотя его дела скорей обрадуют Иринку, чем огорчат: все-таки теперь он свободен от Калачика, — но Иринка образец такта и умница, и она поймет, как трудно сейчас Ильину, и ничем не обнаружит свою радость, а будет сопереживать. И именно поэтому ему не хотелось домой.

Так, может быть, в консультацию? Да, пожалуй, сегодня это самое подходящее место. Все разбрелись по судам, тихо, прохладно, он закроется в своей кабинке и попросит Галину Семеновну никого к нему не пускать.

Но только он вошел в консультацию, как навстречу бросилась Галина Семеновна:

— Вас ожидают… Я говорила, что вы в суде, но товарищ такой настойчивый…

«О господи, кому я еще сегодня нужен!» — подумал Ильин и увидел Сашу.

— Галина Семеновна, не тревожьтесь, это мой приятель. — Ильин открыл кабинку. — Ты ж собирался в отпуск?

— Я в отпуске…

— И никуда не поехал?

— Моя станция недалеко. Неужели ты думаешь, что я мог сбежать от этого дела?

— Не видел тебя в суде…

— А я смирно сидел в сторонке, хотя мне и не сиделось. Первый день, и столько сюрпризов! Возможно, для посвященных и не было никаких неожиданностей, но для меня… Признаюсь, такого кульбита я от тебя не ожидал!

— Кульбит?

— Я тоже не все сразу понял. Когда этот несчастный Калачик отказался от твоего адвокатства, у тебя был здорово побитый вид. Но едва он заявил, что оговорил Сторицына, я понял, что все это просто цирк. Конечно, нашли бы и другого, кто бы внушил Калачику, по каким нотам петь, но все получилось бы плоско, не так, как с Ильиным, без выражения на благородном лице! Но у Ильина должны быть чистые руки, и от него «отказываются». Теперь Ильина надо еще и пожалеть. И будь уверен, тебя пожалеют. Иди домой, расскажи Иринке, что тебя обидели, всем скорей расскажи байку о проходимце Калачике, и все тебя пожалеют!

Ильин внимательно слушал Сашу, и, хотя внутри все кипело, он ни разу его не перебил. Он слушал и думал, что если Саша мог так оценить все, что произошло сегодня, и предположить «кульбит» ради спасения Сторицына, то и другие… Нет, говорил он себе, такое никому не придет в голову, никому, кроме этого сумасшедшего. Но тут кончалась логика и начиналась другая наука: по меньшей мере еще один человек мог взглянуть на все это, как на кульбит, и не только взглянуть, но и аплодировать Ильину, и с легким сердцем порвать дурацкую «ахинею», а еще лучше — сжечь ее. «Что-то паленым пахнет», — скажет Конь, принюхиваясь.

— А ведь я тогда, вначале, почти поверил тебе, — сказал Саша. — Люсю ты даже тронул: ну как же, с университетской скамьи мечтал, самая демократическая в мире профессия!

— Люсю сюда… зачем?

— Но тебе бы не помешало именно сегодня вспомнить о Люсе! Замечательное уменье забывать!

— За что ты меня возненавидел? — спросил Ильин.

— Ты лучше когда-нибудь подумай, за что я тебя люблю!

Ильин не успел ответить: в дверь постучали.

Но в дверь продолжали стучать, слышался умоляющий голос Галины Семеновны и другой голос, мужской и очень знакомый.

Ильин открыл кабинку. На пороге стоял Жорж, растерянный, необычайно бледный:

— Вы очень нужны, пожалуйста, мама просила вас приехать немедленно…

— Но что случилось?

— Умоляю вас, поедем, я на машине… (Кажется, впервые за все время их знакомства Ильин видел, что Жорж не кривляется.)

— Саша, — сказал Ильин, — позвони Иринке, она будет беспокоиться, а я… я, наверное, приду поздно…

— Идемте, идемте, — торопил Жорж, — вот машина, садитесь, пожалуйста… (и это многократное «пожалуйста» тоже было нехарактерно для Жоржа.) — Сейчас… сейчас… Куда же я сунул ключ от машины?

— Он у вас в руках, — сказал Ильин.

Жорж с места взял скорость Выскочили на Садовое кольцо, Лихов переулок, Трубная…

— Мама здесь. Прошу вас, увезите ее отсюда. Да, понимаю: вы еще ни о чем не знаете. Здесь жила Туся. Туся Самохина… Эта Туся… она сегодня повесилась…

Ильин выскочил из машины.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза