– Шесть часов, – не отрываясь от газеты, ответил он. – А к чему относилось твое «нет»?
– Нику захотелось привезти в Вашингтон Чеда, – она взглянула на часы. – Шесть часов. Значит, там сейчас полдень.
Она сняла трубку и набрала номер. Когда послышался голос Валери, было такое ощущение, как будто она здесь, в городе.
– Сибилла, как я рада, что ты меня застала, я как раз шла купаться. Ну, как ты? Когда я позвонила, твоя секретарша дала мне твой вашингтонский номер. Ты в Вашингтоне? Давно?
– С января. Мы купили кабельное телевидение и переехали сюда для его установки.
Валери засмеялась.
– Не иначе как ты воспользовалась моим советом выкроить время для игры. Хотя выглядит заманчиво. А как же твоя программа про всякие там финансы?
Повисла пауза.
– Я и забыла, что тебя все это время не было в стране. Мы нашли нового ведущего. Они хотели, чтобы я осталась, чтобы моталась из Вашингтона, но я нужна Квентину здесь. Если у меня будет время, я сделаю новую передачу, но об этом еще надо подумать; уж слишком все это скучно. Посидишь немного перед камерой и больше уже не захочешь.
– Правда? Мне кажется, мне бы это больше понравилось. Разумеется, мне не часто приходилось показываться в эфире, поэтому, наверное, я так и думаю.
– Ты снималась на телевидении во время своего путешествия?
– Немного. Ужасно смешно! Знаешь, так забавно работать с людьми, которые все делают совсем не так, как мы.
– Но что же ты делала?
– Интервью по большей части. Пару на итальянском и французском телевидении…
– По-английски?
– Нет, я говорила на итальянском и…
– Почему они брали у тебя интервью?
– Ах, но ведь я же вдруг оказалась американским специалистом по лошадям. Я было решила, что это шутка, но они были такие серьезные, а когда люди относятся ко мне серьезно, мне всегда жаль их разочаровывать. Все-таки было так смешно! В Италии и во Франции я была с друзьями, которые занимаются верховой ездой, а они знают людей с телевидения, так вот и вышло, что мне пришлось рассказать об американских принципах работы с лошадьми. Мы даже съездили и засняли все на пленку. Я делала это и на Би-би-си, ты бы решила, что я великий знаток лошадей.
– Ну а о чем другом ты бы могла им рассказать?
После секундной паузы Валери слабо рассмеялась.
– Ну, тут ты попала в точку, Сибилла. О чем бы в самом деле могла бы я им рассказывать?
Сибилла не ответила.
– Но вот в Югославии я говорила об американской моде – но на английском; мой сербско-хорватский – это лишь «здравствуйте», «прощайте» и «спасибо»; я использовала свои очерки, и это было лучше всего. Но расскажи мне о себе. Где ты живешь в Вашингтоне?
– В Уотергейте.
– А, это одно из моих любимых зданий.
– В каком смысле?
– Оно очень забавное, правда ведь? Ну, эти акульи зубы на балконах.
– Акульи зубы? – почти машинально Сибилла обернулась в сторону балкона, обращенного к центру города.
Ряды декоративного бетона опоясывали все четыре здания комплекса: длинные, заостренные, конические формы.
«Акульи зубы! Ну и мерзавка! – закипела она негодованием. – Вечно готова поднять на смех все, чего нет у нее самой!» Но тут же она подумала об этом иначе. «Чем же плохи акулы? Привлекательные, быстрые, они почти всегда побеждают в схватке. Об этом стоит подумать», – решила она.
– Как тебе Вашингтон? – спросила Валери.
– Ничего, милый.
– А квартиру в Нью-Йорке вы продали?
– Нет, будем там останавливаться во время приездов.
– А как Чед? Он уже был у вас здесь?
– Еще нет.
«Ах, вот зачем она звонила! Хочет услышать что-нибудь о Нике. За этим она и на брюхе приползла бы. Но чего она добивается? Разве может кто-то кого-то интересовать после стольких-то лет?…»
Теперь молчание было долгим.
– Ах, Сибилла, – вздохнула Валери, и голос у нее теперь был совсем не веселым, в нем слышались печальные нотки. – Ты бы могла рассказать мне о Нике. Я тут как-то видела его в «Ньюсуик» и в «Таймс» на обложках, а ты единственная, кого я знаю, кто знаком с ним. Должно быть, он на седьмом небе?
– Ну, разумеется, он в полном восторге. Мы долго с ним вчера разговаривали. У Чеда был день рождения, но я не смогла туда поехать, так что я позвонила поздравить его и, естественно, долго говорила с Ником. Он сказал, что это, как реабилитация, – слишком многим казалось, что у него ничего не получится.
– Реабилитация? Какое неожиданное слово для Ника. Вот уж никогда бы не подумала, что он может употребить его.
– Почему же? – резко спросила Сибилла.
– Потому что он никогда не чувствует, или, вернее, не чувствовал, необходимости самоутверждаться в чьих-то глазах, кроме собственных. Этим словом мог бы воспользоваться какой-нибудь беззащитный человек, кто-то, кого не понимают и третируют.
– Я была за ним замужем, – не выдержала Сибилла и удостоилась сердитого взгляда Эндербая. – Я прекрасно знаю, что он из себя представляет.
– Ну, разумеется, – отозвалась Валери. – Но я предполагаю, – в голосе ее слышалось явное сомнение, – что людям свойственно меняться.