Преображающие встречи с Раманой Махарши

Мой скептицизм пытался бросать вызов новой вере, аргументируя: «Очень многие книги хорошо читать, но не столь замечательными оказываются их авторы. Люди способны учить других истинам, согласно которым сами жить не способны. Какая же тогда польза от этих книг, какими бы прекрасными они ни были?»

Дабы противостоять этим сомнениям, я решил напрямую списаться со Шри Бхагаваном. За последующие несколько месяцев я написал ему несколько писем, на которые ашрам отвечал с исключительной пунктуальностью. Однако, хотя они и дышали учением Учителя, едва ли давали мне представление о его повседневной жизни. В результате меня стало преследовать желание посетить ашрам, чтобы самому узнать, что там происходит.

Я нанес свой первый визит в Шри Раманашрам в рождественские каникулы 1939 года. Сначала я был ужасно разочарован, потому что, вопреки моим ожиданиям, ничто меня не потрясло. Я обнаружил Шри Бхагавана сидящим на кушетке тихо и неподвижно, как статуя. Не было похоже, чтобы его присутствие излучало нечто особенное. Особо меня разочаровало то, что он не проявил ко мне вообще никакого интереса. Я ожидал встретить там теплоту и внимание, но, к сожалению, я, как мне казалось, оказался рядом с тем, кому самому недоставало и того, и другого. С утра до вечера я сидел, ожидая хотя бы мельком уловить его милость, его интерес ко мне, незнакомцу, проделавшему долгий путь из Бомбея, но я не вызывал никакой реакции. Шри Бхагаван казался холодным, ничто его не трогало. После стольких надежд очевидное отсутствие у него интереса сокрушало мое сердце. В конечном счете я решил оставить ашрам, намереваясь впредь быть скептичнее и трезвее.

Каждый вечер в присутствии Шри Бхагавана преданные пели Веда Параяну. Она считалась одной из самых привлекательных в ежедневной программе ашрама, но в моем депрессивном состоянии пение не производило на меня ожидаемого эффекта.

В тот вечер я решил уехать. Солнце садилось, как символ печального прощания, темнота наползала и на гору, и в мое сердце. В моем уязвимом состоянии электрический свет, включенный в холле, вызвал сравнение с нанесенной на тело мрака живой раной. А мрак углублялся, пока окрестности не утонули в черноте ночи. Моему уму, испытывающему глубокие муки, казалось, что атмосфера в зале удушающая. Не в состоянии больше выносить этого, я вышел наружу, чтобы сделать глоток свежего воздуха.

Ко мне подошел молодой человек по имени Гопалан и спросил, откуда я приехал.

«Из Бомбея», – ответил я.

Он спросил, был ли я представлен Учителю, и когда я ответил отрицательно, он очень удивился. Он немедленно привел меня в офис, представил сарвадхикари (управляющему) и затем прошел со мной в холл, где и представил Шри Бхагавану. Когда Шри Бхагаван услышал мое имя, он повернулся ко мне и глаза его посмотрели прямо в мои, мерцая как звезды. С улыбкой, светящейся милостью, он спросил меня, не из Гуджарата ли я. Я сказал, что да. Он тут же послал за копией «Упадеша Сарам», переведенной на гуджарати Шри Кишорелалем Машрувалой, несколько копий которой только что прибыли. Он попросил меня спеть стихи из книги на гуджарати.

«Но я не певец», – ответил я, не решаясь начать.

Но когда стало ясно, что от меня ждут выступления, я совладал со своими первоначальными колебаниями и принялся петь стихи из книги. Я спел около пятнадцати стихов, когда прозвенел колокольчик на ужин. Все время, пока я пел, я чувствовал, что Шри Бхагаван не спускает с меня глаз. Их свет как будто пропитывал мое сознание, даже без моего ведома. Его спокойный пристальный взгляд вызвал во мне тонкое, но несомненное преобразование. Атмосфера, за несколько минут до этого казавшаяся темной, тяжелой и невыносимой, постепенно посветлела и наполнилась благостным сиянием. Моя прежняя печаль полностью растаяла, оставив в моем сердце чувство необъяснимой радости. Океанский поток свободы, казалось, омывал мои руки и ноги.

Тем вечером в столовой я сидел рядом со Шри Бхагаваном. В моем возвышенном состоянии пища, которую я ел, казалась необычной, неземной на вкус. Я буквально ощущал, что участвую в некой небесной трапезе в непосредственном присутствии самого Господа. После такого опыта я, конечно, оставил все мысли об отъезде из ашрама той ночью. Я остался еще на три дня, чтобы расширить начавшееся священное и экстраординарное переживание. Это переживание божественной милости, как я чувствовал, поведет меня к духовному освобождению.

В течение трех дней моего пребывания рядом с Божественным Учителем я обнаружил, что мое мировоззрение полностью изменилось. После столь короткого периода у меня почти не осталось признаков моего прежнего «я», которое было связано всевозможными предубеждениями и предрассудками. Я чувствовал, что шоры, закрывающие истинное зрение, спали с моих глаз. Я осознал, что вся структура моего ума претерпела изменения. Цвета мира казались теперь другими, и даже обычный дневной свет принял оттенок божественности. Я начал видеть глупость и тщетность того, что обращал свое внимание только на темные стороны жизни.