Преобразователь

— На всякий случай. Чтобы не перекинулся не вовремя. А то есть мнение, что ты попытаешься сбежать.

А они догадливы. Именно это я и собирался сделать.

Мы ели, тихо позвякивая ножами и вилками.

— А если я все же попытаюсь?

— Тебя убьют, и на этот раз уже навсегда. Это я тебе официально заявляю. А неофициально добавлю, что сидел бы ты, Серега, и не рыпался. Что тебе еще надо, каких приключений себе на задницу ищешь? О чем ты вообще думаешь?

— Я думаю о том, как все-таки профессор умудрился засунуть медальон в дембеля-копилку?

В глазах Эдика вспыхнули нехорошие огоньки.

Он встал с кресла, наклонился надо мной и, схватив за ворот халата, сильно затряс:

— Ты идиот, Серый, ты кретин! Ты, что, все-таки нашел медальон? Ты об этом никому не сказал?

Я замычал, отрицательно мотая головой. Эдик пережал мне горло, и я почувствовал, что наливаюсь красным, как ростовский помидор. Эдик тоже отметил нездоровый цвет моего лица и, отпихнув меня, плюхнулся обратно в кресло.

— Что ты наделал, идиот, что ты наделал… — горестно бормотал он, обхватив голову руками и раскачиваясь. — Теперь все напрасно, все погибло, все начнется сначала… Его бормотанье переросло в стенанье, смахивающее на надгробный плач. Он произнес себе под нос несколько слов на иврите, потом поднял на меня покрасневшие глаза.

— Любой ценой ты должен вернуть медальон Гильдии, или они убьют тебя. И если тебе этого недостаточно, они убьют всех, кого смогут. И начнется война. Такое уже было когда-то. Тогда медальон попал в руки одной… одной крысе. И она захотела… Но это неважно. Тогда была очень длинная война. Ты читал про нее в учебниках.

Вдруг Эдик рухнул передо мной на колени и, схватив меня за руки, заглянул мне в лицо:

— Сереженька, верни им эту вещь. Отошли по почте, подбрось в офис, пошли с курьером, спрячь в ячейку и сообщи по Интернету… Только верни, Сережа. Сам не ходи, не надо. Верни и все. И я никому ничего не скажу.

Наверное, со стороны мы были похожи на любовников, которые бурно выясняют отношения, то обвиняя друг друга, то заливаясь слезами.

Я смотрел в умоляющие глаза лучшего друга, и мне нечего было ему сказать. Я не хотел быть с крысами и ненавидел крысоловов. Я хотел, чтобы они сдохли все. И пусть будет война. Тогда маленькая лужа крови, вытекшая из аккуратной дырочки в голове Анны, растворится в реках, морях, океанах крови. Растворится и перестанет взывать к отмщению. Растворятся файлы и открытия, предательства и подвиги, счета и подписи под ними. Растворится мертвый старик на асфальте и зовущий его мальчик. И когда все умрут, никто не покажет на меня пальцем и не скажет: он убил Анну. Никто, потому что некому будет это сказать.

— Встань, Эд. Ну сколько можно падать передо мной на колени. Ты же не бабу умоляешь пожениться. Хватит истерик. Давай, подымайся, пить будем. Шприцы-то с собой небось?

Эдик поднялся, поправил рубашку и сел напротив. Он больше не смотрел мне в глаза.

— Александру Яковлевичу побежишь докладывать?

— Нас слушают, — сказал Эдик.

— Странно, что ты, Эдик, не гей — характер у тебя пидорский.

И я разлил коньяк по бокалам.

Глава 34 Превращение

Привратник Дома на ***стрит встретил нас учтивым поклоном. Он был одет в ливрейный фрак. Фрак вызывал стойкое впечатление, что он пошит не позднее середины XIX века. Я был здесь до этого один раз, когда подписывали приказ о моем назначении Председателем совета директоров компании.

Музейная тишина охватила вошедших, и только шум шагов нарушал ее.

Из холла мы прошли сразу же в Партнерскую комнату. Она получила свое название еще в 1810 году, когда Семья, пользуясь кризисом торгово-дипломатических отношений между Британией и материком, основала здесь свой Лондонский дом.

В этой комнате уже двести лет собирались только члены Клана. Здесь никогда не принимали гостей, сюда не входили помощники, не стучались секретари. Только один раз, во время встречи глав семейств, у одного из них начался переход, и, посовещавшись, сюда допустили семейного врача.

В остальное время здесь царила секретность. Принятые здесь решения выходили из стен в виде приказов, но никто никогда не знал, как они принимаются и что было отвергнуто.

Комната была обставлена массивной мебелью эпохи королевы Виктории — обстановка сменилась здесь лишь раз, после того как Гильдия совершила нападение на Дом, чтобы разом обезглавить Клан. После этого решено было обновить интерьер — самая большая уступка времени и миру, на которую были способны крысы.

На одной из стен красовалось генеалогическое древо Клана, в бог весть какие времена начертанное на пергаменте, и на протяжении многих веков дорисовываемое умелой рукой геральдиста. Я в ожидании остальных, решил ознакомиться с ним повнимательнее.