Преобразователь (ЛП)

- Можешь. Ты дважды исцелила меня.

Нет, лишь раз. В другой я перенесла боль, а этого делать не стоило. Испуганное лицо мамы вспыхнуло перед глазами. Нельзя вкладывать в кого-то боль, Ниа. Это очень плохо. Обещай, что не будешь так делать. Я старалась придерживаться обещания.

- Иди в Лигу. У них есть дежурный Целитель.

- Мы не можем позволить Лигу.

- Тогда идите к торговцам болью, - если раны его отца очевидны, они справятся. Но серьезное, например, перелом ноги, они могут не исцелить. Или хуже – исцелить наполовину. Один из торговцев фруктами не мог ходить после того, как сходил к торговцу болью.

- Я ходил… нас прогнали. Они всех гонят.

Это меня заткнуло. Случай с паромом был для них днем наживы. Никто не отказывался от грошей, что предлагали людям с раненными членами семьи. Люди порой хотели сами платить им, и они зарабатывали на исцелении и продавая безделушки, наполненные болью. Вокруг было много беженцев, жезлы из пинвиума требовались чаще обычного. И не каждый рискнул бы лезть в окно, подоконник которого мог ударить болью.

- Они не могут прогонять людей, - сказала я. – А к тем, что у пристани, ходил?

- Я ходил ко всем пятерым в городе. Трое принимали, хоть и не платили, но когда я пришел, они сказали, что больше не принимают.

Плохо дело. Если они прогоняли всех, то не примут и меня, а у меня было уже много боли на продажу.

Данэлло неуверенно шагнул ко мне.

- Прошу… папа был на пароме. Он серьезно ранен, сломал руку и ногу, может, пару ребер. Он не может работать. Может даже потерять работу.

Я не могла этого сделать. Я уже несла слишком много боли, и кто знал, когда Тали сможет забрать ее у меня.

- А ты? Не можешь заплатить за дом, пока он не может работать?

- Геклар меня выгнал, - он не сказал, было ли это из-за меня, но я это понимала.

Я огляделась.

- Ты мог бы работать вместо отца, пока ему не станет лучше. Тебе должны позволить.

- Не могу. Отец – мастер кофе, а меня даже не учили этому. Это умеют ребята из Верлатты. Если отец не сможет работать, нас выгонят. Младшим братьям едва исполнилось десять. А сестре всего восемь.

Слишком маленькие, чтобы быть на улице, даже если Данэлло будет приглядывать за ними, если их отец умрет. А он мог умереть, раз торговцы не принимали. Некоторые старые солдаты умели вправлять кости, но я не слышала о тех, кто делал это хорошо. Данэлло мог поискать торговцев травами с болот, но их порошкам и зельям доверять нельзя было. Тогда уж лучше идти к необученному торговцу болью, Забирателю. Даже если Забиратель исцелит не все раны, большую часть – сможет. Мое горло сжалось, я кашлянула, чтобы прочистить его.

- У меня нет пинвиума.

- Тебе и не нужно! Ты исцелила меня и передала мою боль Геклару. Ты можешь сделать так с моим папой.

- А кто потом возьмет его боль? Ты?

Он кивнул. На самом деле!

- Да.

Это было безумием. И у его отца было сломано много костей.

- Забранная боль не лечится, как обычные раны. Она не твоя, и она остается в теле. Если ты ее принял, тебе нужен обученный Целитель, чтобы забрать ее.

- Я избавлюсь от нее, когда торговцы снова начнут принимать.

- Ты не можешь. Тебе будет так же больно, как ему сейчас. Разве тебя не ждет работа? – мастер кофе не мог обеспечить всю семью. В Гевеге было мало такой работы, по крайней мере, для местных.

- Тогда мы возьмем по чуть-чуть: я, братья и сестра. Так ведь будет лучше?

- Это будет ужасно, - мне было плохо от мысли. – Я не могу так с ними поступить.

Он схватил меня за плечи с мольбой.

- Ты должна. Нам больше не к кому обратиться. Мы можем заплатить, хоть и не много. Немного еды, место на пару дней, если нужно, - он осмотрел меня со странной смесью надежды и жалости в глазах. – Тебе бы это пригодилось.

Больше, чем он знал.

- Я не могу, - сказала я. – Я была на берегу. Я… вытаскивала людей. Я… - хотела плакать. Хотела бежать. Хотела согласиться и спать в сухом доме. Вина холодом пронзала меня.

Ночью умерли сотни. А я хотела навредить детям ради кровати? Если я так думала, можно было работать на торговцев болью, продавать ради своего удобства.

- Прости, я не могу тебе помочь.

Он отошел и посмотрел на меня, в этот раз критически, взял за одну руку и поднял, потом другую. Он замечал, как я кривлюсь и кусаю губу.

- Сколько ты забрала?

- Больше, чем стоило.

Я видела отчаяние раньше, но не такое, как на его лице. Я видела его лицо другим. Проблемы переплетались с чувством вины.

- А если мы заберем и эту боль?

- Нет. Ты не понимаешь, о чем меня просишь, - я скрестила руки, стараясь немного согреться и защититься. Ужас до этого оживлял меня, а теперь усталость тянула к земле. Мне нужно было найти место для сна, где-то, где меня не будут просить передать боль детям. – Мне очень жаль. Надеюсь…

- Дай мне немного. Сейчас.

- Что?

- Боли. Я увижу, как это, а потом решу.

- Ты с ума сошел.

Он вытянул руку. Даже не дрогнул.

- Сделай.

Нет, не безумие. Отчаяние. Он хотел сделать все, лишь бы спасти папу, братьев и сестренку. Делала бы я так для Тали, если бы она была в беде?