Преодоление

"Допустим, враг с вертикали ушел на горизонтальный маневр. Но куда? Влево или вправо?" Силуэтик самолета на авиагоризонте показывал, что "Миг" летел вверх с углом в семьдесят пять градусов. Что бы мог сделать возможный противник? Он мог бы уйти в сторону солнца, которое освещало теперь крылья "Мига" как бы внизу. Хотя понятие "низ" у самолета сейчас относительно.

Легкое движение ручки управления в сторону, и "Миг" поворачивается вокруг своей оси спиной к солнцу. Сохатый заставляет машину опустить нос на линию горизонта и решает "стрелять" в положении вверх колесами. Такой вариант атаки вполне возможен: хотя и не часто, но применялся мастерами в воздушных боях Отечественной войны.

Привязные ремни туго удерживают тело на сиденье. Сохатый смотрит в прицел, ищет "противника". И снова взгляд в перископ ― позади спокойно. В работе не ощущается неудобства: опора плечами на ремни заучена давно и надежно. И все-таки чувствуется, как кровь из нижней части туловища приливает к голове, создавая ощущение быстрого притока тепла к лицу. Это особенно заметно после только что прекратившегося ускорения в направлении голова ― ноги. Только добытое тренировками уменье наблюдать в воздухе за своими действиями и самочувствием помогает Ивану автоматически фиксировать свое состояние и поведение пилотируемой им машины.

Ему хочется еще немного посмотреть на землю из положения "со спины", но времени для этого уже нет. Если продолжать "перевернутый" полет, топливо кончится, и двигатель остановится. Сохатый переворачивает машину и уводит ее к земле. Через мгновение кривизна полета вновь прижимает его к катапультному креслу. Эта же вызванная им к жизни сила открывает один и закрывает другие клапаны топливной системы самолета, переключая тем самым двигатель на питание из основного расходного бака. Самолет проходит край неба и несется вниз, все больше погружаясь в огромную земную чашу.

Доворот машины в пикировании на вершину сопки, чтобы потренироваться в прицеливании по сухопутному "врагу"… Лысины горной макушки быстро растут в кольцах прицела, сопка своими боками вытесняет из лобового стекла все остальное. Иван "стреляет" из молчащих пушек по левой прогалине и выходит из пикирования с чувством добытой победы.

Прибор бесстрастно фиксирует скорость в тысячу километров. А Сохатый, радуясь стремительности жизни, снова бросает "Миг" ввысь. Как только твердь земли скрывается под крылом, солнце опять начинает свой торопливый бег вокруг него… Иван смотрит в перископ ― на кончике штопора двигателя патефонной пластинкой кружится диск земли, подчиняясь плавности и ритму "вальса", исполняемого самолетом в небе.

…Третий виток. Четвертый… пят…

В кабине взрыв!

Сжавшись в тугую пружину, Сохатый ощущает сильный удар по голове и плечам. На него обрушивается лавина воздуха, ревущие, хрипящие и визжащие звуки.

"Чувствую и слышу ― значит, живу. А сколько прошло времени? Кажется, всего мгновенье. Если так, еще не опоздал! Не все потеряно! Очки!… Надеть очки!"

Иван заставляет себя открыть глаза и через тающий слезный туман видит голубое небо.

"Высота около двух с половиной тысяч метров, скорость почти пятьсот километров, ― фиксирует он показания приборов. ― Хорошо! Надо искать землю. Буду поворачивать "Миг" на хвосте. Если управление исправно, все обойдется… Так… Самолет слушается".

Показывается солнце, а чуть позже и земля. Из восходящей "бочки" Сохатый выводит "Миг" виражом в горизонтальный полет и берет курс на аэродром.

"Теперь надо разобраться, что же случилось? Нет сдвижной части фонаря. Одна пропажа установлена. А что еще? Остальное хозяйство, кажется, на месте. Видимо, ударило меня встречным потоком воздуха. Так… Не работает радиокомпас. Его антенна улетела вместе с фонарем. Не беда, в такую погоду можно обойтись и без него. Докладывать о потере фонаря не буду. Помочь с аэродрома мне не могут. Только будут меня дергать и сами нервничать напрасно".

Уменьшив скорость, чтобы снизить шум и силу ударов воздуха, Иван пригнулся, прижался к лобовому стеклу фонаря. Но прокаленный морозом воздух все равно доставал его. За бортом кабины ― температура стратосферы, ветер не просто холодит, а обжигает, пробирается все дальше и дальше под одежду, промораживает тонкие шевретовые перчатки.

"Почему же слетел фонарь? И не просто ушел, а сбросился, как перед катапультированием. Столько "терпел" и ни с того ни с сего проявил самостоятельность. В полете я его не трогал, рычагов катапультирования и аварийного сброса фонаря не касался… Шарада, как видно, не простая. Повезло тебе, пилот, что сразу открылись все замки. Фонарь мог сняться с перекосом да на скорости в тысячу километров легонько стукнуть тебя в скулу или по другому какому-нибудь месту…"

Аэродром.

Сохатому теперь остается только приземлить машину. Между посадочной полосой и колесами последние десятки сантиметров полета. И в это время в наушниках раздается взволнованно-тревожный голос руководителя полетами.

― Сто второй, а где же фонарь?