Преодоление

Ночь и облака набирали силу, и Иван прикидывал, что от них можно ожидать в ближайшие полтора часа, "Если облака полностью закроют небо, то темень еще больше сгустится. Над целью будет меньше возможностей для маневра, а прожектора станут более опасными: ослепят одного ― плохо, а если нескольких?… Без надежды победить никто в бой не ходит… Летчики доверились мне. Я верю в них. На аэродроме ждут. Не можем мы подвести себя и старших".

Сохатый не полетел через плацдарм: обе воюющие стороны вели себя там активно и не терпели над собою самолетов, а он не хотел усложнять и без того сложную обстановку. Обойдя плацдарм восточнее, майор развернул эскадрилью на запад и прошел в фашистский тыл без помех. Огнем артиллерии и прожекторами враг себя демаскировать не захотел.

― Летчикам в строю держаться пошире, занять боевой порядок. Чтобы видеть друг друга лучше, включить всем верхние навигационные огни, а в кабине свет убавить. Повторяю ― верхний, чтобы не перепутали. Идем над чужой территорией. До цели пятьдесят километров. Оружие приготовить, приказал Сохатый.

Он включил освещение кабины на полный накал, чтобы еще раз посмотреть на карту, уточнить оставшееся время полета до цели и план выхода на свою территорию. Хотел сделать все, что положено командиру группы в спокойной обстановке, так как неоднократно убеждался, что позже может и не оказаться условий, необходимых для расчетов и обращения к плану полета. Закончив кабинные дела, он спрятал карту за голенище сапога: "Так целее будет, а то еще вырвет над целью". И убавил, сколько мог, освещение приборов.

Из темной кабины лучше просматривалась земля, она-то ему нужна была прежде всего. Главное, не проморгать железную и шоссейную дороги, идущие рядом с севера на юг. Они самые важные ориентиры для выхода на узловую станцию. Терпеть и волноваться оставалось немного.

― Гудимов, смотреть за ориентировкой, чтобы не проскочить дороги… Летчики, потеряем высоты пятьсот метров, лучше землю видно будет.

"О чем пилоты сейчас думают? Какое настроение у ких? Наверное, больше всех волнуется Терпилов. Только свадьбу сыграл, а тут ― такое задание. Правда, он парень трезвенник. Но свадьба есть свадьба…"

Перед свадьбой Сережа пришел к нему вместе с оружейницей Катериной Сенько посоветоваться: жениться или нет? А что он мог сказать, если они любят друг друга. Он и одобрял, и завидовал по-хорошему Сереге. Но одновременно и сомневался… Война жестока. Никто не знает, сколько жить отпущено. И счастье мгновенно может стать трагедией.

Вот так и сейчас: никто в группе и на аэродроме не знает, чем закончится сегодняшний полет, настанет ли для улетевших утро. Кто из идущих сейчас рядом встретит его… Конечно, больше всех сейчас волнуется на земле Катя. Что только не передумает ее голова, пока увидит вновь Сережку.

"Любовь, любовь! Сколько через нее радостей и мучений принимают люди. До некоторых пор мне проще было раскладывать пасьянс: хорошо ― налево, плохо ― направо. А теперь и у меня путаница в мыслях и чувствах началась".

― Командир, тебя совсем плохо видно. ― Сохатый по голосу узнал Безуглого. ― У меня мотор на выхлопе очень искрит, а на стеклах огненные черти пляшут.

― Не жалуйся, никто тебе не поможет! Погоняй мотор на разных оборотах, может, лучше будет. ― Ругнул лейтенанта, а сам уже думал, чем можно помочь летчикам. Прикинув все "за" и "против", решился провести эксперимент, который обычно днем категорически запрещался:

― Группа, внимание! Разрешаю откатить фонари назад, только обязательно поставьте их на стопор. Если будет видно лучше, дальше пойдем с открытыми.

Открыл свой фонарь, осмотрелся по сторонам: самолеты стало наблюдать проще да и землю лучше. Правда, опасней становились прожекторы и огонь врага, но решил, что слепота страшней.

― Я пойду с открытой кабиной. Вы решайте сами. Не настаиваю.

Через некоторое время вновь осмотрел идущие с ним самолеты ― пилоты летели с открытыми фонарями.

Наконец он увидел нужные ему дороги: до цели осталось всего семь километров, станцию просмотреть теперь было невозможно. Подождав, пока шоссе, видевшееся с двух тысяч метров лучше железной дороги, окажется за крылом, он скомандовал:

― Разворот на цель. После разворота пойдем с небольшим снижением. Обороты мотора не меняю.

Железная и шоссейная дороги после разворота виднелись теперь у него слева, и он постепенно вновь приближался к ним, зная, что через пять километров, через минуту полета, они приведут его к цели. Курс полета ― из немецкого тыла к фронту, если он правильно выбрал маршрут, то противовоздушная оборона немцев о нем оповещения не давала. На станции их вполне могут принять за своих, а пока разберутся, стрелять поздно будет.

Сохатый вел свой самолет все время так, чтобы станция появилась сбоку, под углом градусов в сорок, и не было бы помех глазу от лобового стекла. В этом случае он мог раньше увидеть цель, точнее определить момент доворота на нее и перевода группы в пикирование.