Преодоление

Я его потом с женой и сыном видел, хорошая семья. Идут не спеша, гуляют, он жену за плечи обнимает, впереди дитя бежит. Может, у тех, на чьих головах автоматы проверяли, тоже дети были? Не знаю, как там у него дальше по жизни сложилось. Хотя я, наверное, слишком впечатлительный.

Как-то владыка, а он сам из троицких монахов, рассказал нам о том, как до сих пор в лавре рассказывают о том самом известном приезде Димитрия, будущего Донского, к преподобному Сергию. Ведь великий князь взял монастырь чуть ли не в осаду, требуя от святого, во-первых, благословить его на битву с Мамаем, а во-вторых, откомандировать в мир схимников Александра и Андрея, бывших Пересвета и Ослябю. Дело в том, что эти монахи в миру были боярами и опытными воинами. И их помощь понадобилась князю в такой ответственный момент именно в боевом строю. По всей видимости, Пересвет и Ослябя, овдовев и вырастив детей, не стали искать утех с девицами, хотя, наверное, могли себе это позволить, а ушли в монастырь. Благочестие было в народе, вспомнить хотя бы родителей преподобного Сергия или преподобного Александра Свирского. Под старость было в обычае уходить в монастырь. Молился народ, каялся. Готовились к встрече с Богом. Кто тогда слышал о каких-то там «синдромах».

Кстати, у святителя Василия Великого есть рекомендация воинам-христианам после войны три года не подходить к причастию. И это все при том, что убивать врагов считалось делом богоугодным. Человек должен был очиститься от ненависти, страха и самое главное – от греха убийства человека. Ничто, как пролитая нами кровь и ненависть, не привлекает лукавого.

В наше время так не принято. Сейчас с воинами все больше психологи работают. А что может сделать психолог там, где стоит вопрос именно о душе, а не о коже. Кому она, эта душа, в конце концов достанется? Помню, дочь приходит из университета и объявляет:

– Наш преподаватель психологии заявила, что души у человека нет. Что тогда преподает этот психолог, если души нет?

Мне отец Виктор рассказал такую историю. В одно из подразделений частей специального назначения прислали на должность психолога молодую женщину двадцати восьми лет. Женщин в войсках мало, а в таких и подавно. Разумеется, мужики стали проявлять к ней повышенное внимание, кто цветочек подарит, кто шоколадку занесет. Но вся эта идиллия продолжалась до тех пор, пока ее ухажеры не стали приходить к ней со своими проблемами именно как к специалисту-психологу. Они рассказывали ей о войне, о ее ужасах и о своем непосредственном участии в ней. И в «мягких и пушистых» молодых парнях она увидела то, что в романах называют «оскалом смерти». Женщина стала бояться своих клиентов. Что-то с ней случилось, и она почувствовала тягу к открытым окнам на высоких этажах. И еще, когда она шла по тротуару вдоль дороги, стала замечать за собой, что нередко ее вдруг охватывало непреодолимое желание броситься под колеса движущегося ей навстречу автомобиля.

– Тогда ей посоветовали обратиться к священнику, и она пришла ко мне. Вообще-то такое состояние души в церкви называется «беснованием» и лечится оно через участие в церковных таинствах. Ты видишь, – продолжил мой друг, – человек сунулся в область духовного противостояния и сам чуть было не погиб. Разве с ними психолог должен работать, тем более девочка, этим всегда занимался священник.

Великим постом у нас, как обычно, проводилось соборование. Отец Виктор приехал помочь мне и привез с собой нескольких своих друзей. Один из них мне как-то сразу приглянулся. Молодой, коротко стриженный парень ростом под два метра. Он с неподдельным интересом рассматривал меня своими голубыми доверчивыми глазами. И мне немедленно захотелось с ним познакомиться.

– Вова, – смущенно представился гигант.

Вовин командир в первую Чеченскую кампанию совсем молодым лейтенантом вместе с несколькими своими солдатами попал в плен к бандитам. Те на глазах лейтенанта, смеясь и куражась, поотрезали головы несчастным солдатикам, а ему сказали:

– А ты иди, лейтенант, и сходи с ума.

И он сошел, и целых пять лет не выходил из Чечни, и из своих рейдов по тылам боевиков его отряд никогда не приводил пленных.

А во вторую кампанию бывший лейтенант взял Вову к себе в разведвзвод, и мальчик, выросший без отца в глухой сибирской деревне, всей душой полюбил бесстрашного командира. Два года войны сделали из мальчика отчаянного бойца. Вова не знал, что такое страх, но и не знал, что такое жалость. Не раз, хватая пулемет, он с криком: «Слава России!» – спасал разведчиков из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций.