Преодоление

– Вот, я и говорю, Илья, – продолжал дядя Леша, обращаясь к моему отцу, – каждое поколение мужчин в нашей семье прошло через войну. Мы с тобой – через Великую Отечественную, отец – через Первую мировую, дед Трофим – через войну с турками. Даст Бог, может их, – он кивнул в мою сторону, – это лихо не коснется. – Мой дядя отвоевал семь лет. – Сашко, – неожиданно окликает меня дядька, – а ты знаешь, что твой прадед участвовал в освобождении Болгарии из-под турецкого ига? Кстати, он один из тех, кто в августе 1877 года удерживал Шипкинский перевал. – Дядя Леша по образованию историк, он еще до войны успел окончить Одесский университет. – Кстати, ты что-нибудь слышал о Шипке?

К своему стыду я понятия не имел об этом, как оказалось, историческом месте для нашей семьи. В тот день я узнал о жестоко подавленном турками болгарском восстании 1876 года и о том, как Россия пришла на помощь единоверцам. Он сыпал именами и географическими названиями, но в моей детской головке ничего не осталось, кроме финальной дядиной фразы:

– Вот только одного не пойму, как за несколько месяцев активных боевых действий дед умудрился еще и жену себе найти. И главное, зачем нужно было везти ее из Болгарии? Ему что, здесь красивых девушек было мало?

Когда в сорок четвертом наши вышли на границы с Европой, дядя Леша надеялся, что попадет в освобождаемую Болгарию и побывает в местах, где воевал дед Трофим, но их дивизию перебросили на другой участок фронта. А после войны такой возможности у него уже не было.

И вот почти через сорок лет после того нашего разговора, когда я о нем совершенно забыл, в моем доме раздается звонок. Слышу голос моего хорошего товарища:

– Отче, я сейчас не стану все подробно объяснять, только к завтрашнему дню мне нужны ваши с матушкой загранпаспорта.

– А что, – спрашиваю, – мы куда-то собираемся?

– Да, едем в Болгарию, должен же я, наконец, показать тебе свое новое приобретение.

Ах да, точно, я же ведь сам благословлял его купить там дом на побережье!

Через пару недель мы вылетали из Домодедова, рано утром всемером. Мы – это три семейные пары и я, у матушки оказались свои планы.

Только в самолете я вспомнил, что с Болгарией нашу семью связывают особые отношения. Вспомнил и о том, как дядя Леша рассказывал о моем прадеде Трофиме, воевавшем на Шипке, и вернувшемся в родное село вместе с женой-болгаркой. Семейные предания говорили, что прадед привез цыганку, но потом, уже пожив среди болгар и присмотревшись к ним, я пришел к выводу, что моя прабабка, скорее всего, была болгаркой, они там все смуглые и черноволосые. В общем-то неудивительно, что и мне, как в свое время и моему дядьке, захотелось воспользоваться возможностью и побывать на месте тех давних боев. Тем более, что вода в море еще холодная. Мы наняли микроавтобус с гидом и поехали.

С самого начала наш гид, словоохотливый Светломир, пообещал, что поездка будет интересной и веселой, и еще он будет много шутить и рассказывать анекдоты. Действительно, они вылетали из него, словно бобы из стручка, и почти все, о чем вещал нам проводник, заканчивалась какой-нибудь скабрезностью. Видимо, благодаря телевидению окружающий мир представляет нас, русских, скопищем постоянно хохочущих бабуинов.

Мы его просим:

– Светломир, ты нам лучше о Шипке расскажи.

– О, Шипка, – подымает он палец вверх, – об этом после. – И снова давай вещать, как он учился в России, и о том, как он впервые до потери рассудка напился с русскими ребятами в институтском общежитии, как парился в русской бане, и о том, что любит Россию точно так же, как и Болгарию. Нас он почему-то называл «дети мои». Когда мои спутники проговорились Светломиру, что я священник, тот немедленно отрекомендовался православным человеком и с ходу предложил прославить во святых болгарскую целительницу Вангу. А потом в течение всей оставшейся поездки, в отличие от других «детей», уважительно называл меня «парнишкой».

Мы подъезжали к городочку Шипка, и я стал выглядывать башню, знакомую мне еще по картинке на дешевых болгарских сигаретах. Когда-то очень давно мы курили их в армии.

Но вместо башни нас сперва подвезли к величественному храму, построенному в русской традиции.

Когда мы ехали по Болгарии, то проезжая мимо деревень, обращали внимание, что нигде не было видно ни крестов, ни храмов. Я тогда еще спросил у Светломира:

– У вас что, храмов совсем нет?

– Храмы есть, только они у нас, как правило, наполовину вкопаны в землю. Турки не разрешали строить православные церкви выше, чем всадник, сидящий верхом на лошади.

А я все удивлялся, почему храм монастыря святых Константина и Елены в пригороде Варны такой высоты, что я легко дотягиваюсь до его крыши. А когда входишь в него, то вместо того чтобы, как мы привыкли, подниматься вверх, я должен был спускаться по ступенькам вниз, словно в погреб.