Преодоление

Не знаю, насколько это правда, но рассказывают, в начале шестидесятых во время хрущевских гонений на верующих в Москве решили было поставить спектакль. На сцене построили декорации винного погребка. По сценарию в этом погребке собрались монахи, священники, блудницы, множество порочных людей. Они пьют, бесчинствуют и поют богохульные песни. Время от времени кто-нибудь из артистов заплетающимися ногами подходил к бочке с вином, зачерпывал из нее кружкой и кричал что-то наподобие: «Вот где я обрел смысл жизни и подлинную истину!» Все хохочут и снова пляшут среди разбросанных повсюду бутылок. Их очень много, и даже крест, венчающий декорации, подобно кресту на церковном куполе, сделан из бутылок.

В эту толпу входит «Христос». Он смотрит на беснующихся монахов, и кричит им: «Эй вы, слушайте, сейчас я буду читать. Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное; блаженны плачущие…» – и так читает три заповеди блаженства. Но, видя, что никто не обращает на него внимания, зевает и в сердцах швыряет Библию на пол. «Кто бы только знал, как мне все это надоело. Ну ка, дайте кружку, и побольше!» Ему зачерпывают все из той же бочки, «Христос» выпивает содержимое залпом и присоединяется ко всеобщей вакханалии.

На премьеру ждали самого Хрущева и других высокопоставленных лиц. По желанию главы государства роль Христа должен был играть один молодой актер, его любимец. Фамилию его я не знаю. Актер, такой же безбожник, как и остальные, получив предложение сыграть Христа, с радостью согласился. Еще бы, за роль в этом спектакле можно было и госпремию получить. Для правдоподобности представления для него разыскали настоящую Библию с текстом на русском языке и стали репетировать.

И вот день премьеры, в театр на представление приглашаются многие ответственные товарищи, представители дипломатического корпуса. Зал полон. Поднимается занавес и перед зрителями предстает погребок, вот и монахи с блудницами, вот бочка с вином и крест из бутылок. Веселие в разгаре, появляется «Христос». Он встает перед зрителями, открывает Библию и произносит: «Люди, слушайте», – и начинает читать заповеди блаженства. Читает первую, вторую, за ней третью, но не останавливается и продолжает читать дальше. По сценарию книга давно уже должна была валяться на земле, а мнимый «Христос» присоединиться к общему веселию. А он не прекращает и читает заповеди до конца. Потом прочитывает всю пятую главу из евангелия от Матфея, потом шестую. Зрители догадываются, что на сцене происходит что-то не так, даже артисты прекратили балаган. Все обратились в слух. Артист закончил чтение Нагорной проповеди, перекрестился на крест из бутылок и со словами: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем», – вышел вон.

Наверняка был большой скандал, но информация о происшедшем широко не распространилась. Эта история была напечатана в одной из газет, выходившей в Аргентине. Ее корреспондент якобы присутствовал на спектакле.

И говоришь себе, уже двадцать лет ты считаешь себя христианином, а все продолжаешь впустую выходить на платформу. Этот артист не получил госпремию, скорее всего он получил волчий билет. После такого «преступления» ему потом только и оставалось что махать кайлом где-нибудь на железке. Но этим же вечером на его полустанке остановился экспресс.

Конечно, если бы в юности мне посчастливилось учиться в духовной академии, то и мои рассуждения состояли бы из идеально выверенных богословских сентенций, но, увы. Заочное духовное образование, помноженное на годы тяжелого труда, так и не позволили подняться выше уровня железнодорожного «богословия». Уже поздно что-то менять, да и смысла в этом не вижу, пускай молодые дерзают, им и карты в руки. Об одном жалею, и этого не наверстать, что так ни разу и не сфотографировался вместе со своими ребятами в замасленных оранжевых жилетах, точно такими же работягами, как и я.

Эти глаза напротив

Чем старше я становлюсь, тем все больше убеждаюсь, что обитая фактически в двадцать первом веке, по-прежнему ощущаю себя гражданином века двадцатого. Наверное, оттого и люблю рассматривать старые фотографии. Даже бывая в гостях, иногда прошу показать мне семейные альбомы и с интересом вглядываюсь в пожелтевшие от времени и плохого качества черно-белые любительские снимки из прошлого столетия. На фотографиях люди, даже давно ушедшие, продолжают жить, и порою кажется, что мы способны общаться, безмолвно вглядываясь в глаза друг другу.

Бывает, повезет, и встретишься с теми, кто жил еще в самом начале прошлого века. И мысленно беседуешь с ними: «Вот вы смотрите на меня и не подозреваете, что всего-то через несколько лет случится революция, потом начнется Гражданская война, и закружитесь вы в бесконечном калейдоскопе событий. Что стало с вами, где и как сложили вы свои головы? Кто знает? А пока вы всматриваетесь в меня со старых картинок, глазами полными достоинства и покоя».

Меняются лица, прически, шляпки, одежды, но не меняются глаза, и, что самое важное, в эти глаза можно заглянуть, несмотря на то что между нами расстояние в десятки лет.