Преодоление

Который уж день стояла мглистая, ненастная погода. По крышам нудно скребло, мелкий густой дождь сеялся без продыху. Вода по балкам и оврагам устремилась в Кирюшку, и степная речушка вздулась, как в весеннее половодье. Все раскисло, дороги расползлись так, что Маркел с трудом вытягивал из липкой грязищи свои монументальные сапоги.

Часов в десять утра на буровую позвонил диспетчер конторы и потребовал немедленно прекратить бурение и подать ему мастера. Срочно!

Приказ диспетчера поверг всех в великое изумление. Середавин в этот день обретался на базе в Нефтедольске, и вместо него переговоры вел Карцев.

— Как так прекратить бурение? — кричал он в трубку. — Возможен выброс? Откуда? От сырости? Не иначе кто-то спятил, извиняюсь… Хорошо, есть исполнять! — буркнул он сердито и пошел к вышке.

Карцев поведал вахте, из-за чего переполох. Обнаружена якобы грубая ошибка в геологическом прогнозе. Последний керн, доставленный с их буровой в лабораторию, состоит из нефтеносного песка, и это в тот момент, когда скважина едва дошла до Сакмар-Артынского яруса, в котором нефти вообще не бывает. Чушь какая-то!

Все же Карцев принялся внимательно рассматривать выбуренный шлам. Поджаривал его в жестянке, нюхал — нет признаков нефти, хоть убей! Однако это еще ничего не значило, турбобур мог проскочить зону вчера, и, если не случилось нефтепроявления, то, видимо, пласт оказался просто слабым. А возможно, попали в место геологического разлома — в крыло антиклиналии. Впрочем, все эти предположения — гадание на кофейной гуще… Надо набраться терпения и ждать геологов.

Но не прошло и получаса, как опять телефонный звонок. На этот раз — Хвалынский с вопросом: в какой смене брали керн?

— Не знаю. Моя вахта не брала, — отвечал Карцев.

— Кто оформлял сопроводиловку в лабораторию?

— Должно быть, мастер. Как всегда.

— Где картограмма пускоподъемных операций за прошедшие сутки?

— Не знаю. Обычно забирает мастер.

— Что-то вы ничего не знаете! — рассердился Хвалынский и положил трубку.

Карцев пожал плечами.

Геологи и лаборанты примчались на вездеходе часа через три и тут же приступили к исследованию. Из короткой информации Карцев узнал, что позавчера в кернах с соседней буровой Бека также обнаружена нефтеносная порода. Но там это соответствует прогнозу. Что же касается буровой Середавина, то, сколько геологи ни старались, сколько ни повторяли анализы, результат получался такой же, как у Карцева, никаких следов нефти.

После длинных переговоров с техническим отделом (все говорят длинно, если чего-то не знают) Карцев получил распоряжение достать боковой грунтоноской образец породы со стенки скважины, в том месте, где бурили вчера. Карцев принялся за дело, но закончить не успел и передал ночной вахте.

А на другое утро — отбой. Тревога оказалась ложной. Скважине ничего не угрожало: все дело рук Середавина.

Из своего многолетнего опыта он знал: там, где одна забота — «гони процент», о работнике судят не по тому, как он работает, а по конечным показателям. Начальство возражений не любит — это Середавин тоже знал и прислушивался, если нужно сегодня качество — пожалуйста! Завтра потребуется рекорд проходки — получай метраж! А как это достичь — твое дело, «шевели мозгой», проявляй находчивость и смекалку.

«Пошевелив мозгой», Середавин нашел «скрытые резервы»: вместо возни с отбором кернов, он гнал скважину вглубь, а лаборатории сдавал чужие керны. Риск осложнений на малых глубинах незначительный, зато процент какой! Какая слава! Заработки какие!

А без этой «троицы» Середавин не видел смысла своего пребывания на буровой.

Лаборантам и геологам нетрудно было сообразить, откуда позаимствован последний нефтеносный керн: достаточно сличить его с теми, что поступили от Бека…

Вызванный Хвалынским Середавин с гонором заявил, что не его вина, если в лаборатории такие порядки. У этих, с позволения сказать, лаборанток гулянки да танцульки в голове, а не работа. Путают безбожно образцы пород, устраивают кавардак, а потом шум-гам на всю Европу! Керны сдавались, какие положено, а последняя картограмма, где указана операция выноса, размокла под дождем. Вышкари Широкова до сих пор не удосужились сколотить защитный козырек. Это никого не беспокоит, зато кое-кого, как всегда, грызет зависть, что его, Середавина, бригада работает как часы и зарабатывает больше других. Который раз пытаются опорочить и, кажется, достигли своего. Проще, конечно, обвинить мастера в подлоге, чем найти истинных виновников безобразий.

Однако Хвалынского не удалось ни взять «на бога», ни провести на мякине. Хвалынский взнегодовал так, что нервный тик стал дергать его веко. Благообразное длинное лицо директора пошло пятнами и дрожало от негодования. Но говорил он мягко, словно поглаживал бархатистой лапкой, от которой, видать, Середавина продирало морозом. Смысл директорской речи сводился к тому, что контора сыта по горло середавинскими трюками и что долготерпению пришел конец. Житуха была без любви, разлука будет без печали…