— А характеристики какие представил! Прямо тебе нобелевский лауреат! — хмыкнул Хрулев и отрезал: — Гнать надо его в шею!
— Вряд ли удастся уволить его, Дмитрий Васильевич, — сказал с сомнением Глазов, знающий назубок Кодекс законов о труде.
— Это почему же? — остановился Хрулев. — Нечто завком будет против? Так я не собираюсь согласовывать с вами свое решение, прораб проходит по итээровской сетке.
— Все верно, Дмитрий Васильевич, но дело в том, что прораб Филипп Филин является членом заводской группы народного контроля.
— Тьфу, черт! Как это он попал в народный контроль?
— Как попал!.. У нас с общественными нагрузками как бывает? Один отказался, другой, а этот дал согласие. Голоснули, и все.
— Н-да… Видимо, так и было. Формализм и безответственность — вот что это такое! Избрать такого лоботряса! Попробуй теперь подступись к нему.
Комиссия приближалась к детской зоне. У ворот, поджидая, стояли начальник лагеря, комендант, старший воспитатель и помянутый уже прораб Филин Филипп Стратилатович, поджарый малый лет под сорок. Поздоровавшись, справились, все ли в порядке в лагере, нет ли больных детей, завезены ли свежие фрукты и овощи, и не спеша тронулись вдоль центральной аллеи лагеря.
— Нет, — сказал Хрулев, пройдя несколько шагов. — Осмотрим сперва строительство спального корпуса и складские помещения. В каком они состоянии?
Прораб взглянул искоса на директора и с деланным равнодушием свернул налево, где виднелись среди высоких сосен бетонные блоки, пирамиды кирпича, неотесанные бревна. Хрулев скользнул взглядом по зданию будущего склада, стоящего под крышей. Дверные проемы заколочены обрезками досок, в стенах высоко от земли зияли провалы окошек.
Вдруг изнутри склада раздался собачий лай.
— У вас что там, псарня? — повернулся Хрулев к лагерному начальству.
— А на что еще годится такое помещение? Пионеры туда бродячих собачонок пустили, развлечение… — пояснили ему с преувеличенной готовностью.
— Ну и фи-и-ирма…
Прораб переступил с ноги на ногу и, взывая всем своим обиженным видом к справедливости, воскликнул страдальчески:
— Да разве я ж виноват? Разве я не со всей душой? Затем и поставлен, чтоб трудиться, выполнять. Но чем трудиться? Этими двумя? — воздел он к небу руки. — Ведь главный инженер товарищ Круцкий приказал передать всех рабочих на строительство производственного корпуса «Б»!
— При чем тут корпус? Аврал был в конце прошлого месяца, а сегодня какое число?
— Шестнадцатое июня.
— Так почему ж вы палец о палец не ударили, не потребовали, чтоб вернули рабочих? Ждете, когда приведут вам их за ручку? Или думаете, что прораб, строящий корпус «Б», сам выгонит ваших людей? Так дураков нет! Он, поди, от радости трепака откалывает. Еще бы! Из-за вашего головотяпства он закроет собственный месячный наряд на две недели раньше срока и — во! — какие еще процентики накрутит, премию получит.
Филин смотрел себе под ноги. Это ему не впервой. Пусть начальство кричит, шумит, возмущается, это ему положено, а возражать начальству не положено. Он молча, стоически выслушивает упреки и указания, — это самый верный способ избавиться от более крупных неприятностей, способ, не раз проверенный на практике, выработанный умными людьми, которые умеют держаться за свое место.
Впрочем, Филин не так уж и робел перед директором, как это кажется. Если уж на то пошло, есть и повыше люди, которым без Филина не обойтись сейчас, в разгар лета. Прорабов много, а председатель общества по туризму на заводе один и председателем этим является не кто иной, как он, Филин! Да чего говорить! Не только главный инженер Круцкий, активный член общества, мастер спорта по туризму, но даже сам начальник главка Яствин вступил прошлую зиму в организацию. Так что пусть директор не очень-то… У начальника главка в последнее время подкачало здоровье, и врачи настоятельно рекомендовали ему вместо санаторного лечения активный отдых на лоне природы, спортивный туризм, походы на байдарках или каноэ. А в чьем ведении все это?