Преодоление идеализма

Вместе с рационально-гуманистическими представлениями о естественном праве преодолевается и диалектическое единство либерально-буржуазных и коллективистских (марксистских) политических теорий. Обе они исходят из учения о природном состоянии, об изначальном праве всех на всё и о борьбе всех против всех, о создании общества на разумных, договорных началах, почему обе они и ратуют за «народный суверенитет», т. е. суверенитет большинства. Они расходятся по вопросу об отношениях между личностью и обществом и средствах достижения цели – «наибольшего счастья наибольшего числа людей». Либералы больше всего заботятся о правах личности. Коллективистская линия, теория которой начинается с Гоббса и Руссо, практически воплощалась в деяниях Робеспьера, Парижской Коммуны и большевистской революции в России. Она требует от личности передачи ею всех своих прав государству. При либеральной линии права личности выхолащивают государство и доводят его до распада, при коллективистской Левиафан пожирает личность: принудительная схема убивает жизнь и приводит к столбняку. Весь этот мир сконструирован из «идеи», это нереальный, идеологический мир, но со времен Французской революции он все больше стал превращаться в мерило политической действительности посредством законодательства.

С нашей точки зрения, право имеет смысл только в обществе. Естественное право всех на всё это такая же бессмыслица, как возникновение общества на основе договора. Жизнь в обществе – первичная форма человеческого существования: такова основа обычаев, права, языка, религии, экономики, политики, искусства и воспитания.

Нигде нельзя понять общественную жизнь и право исходя из теории «договора». Это относится и к знаменитому договору, заключенному в 1629 г. «отцами-пилигримами» на корабле «Мэйфлауэр». Он стал прообразом теории естественного права, равно как и роман о Робинзоне. Переселение осколков старого народа на новую почву было истолковано как якобы изначальное состояние. Таким же образом можно было бы объяснить возникновение природного вида «виноградная лоза» пересадкой американской лозы на немецкую почву.

Савиньи, который видел внутреннюю связь между развитым правом и народом, вынужден был, чтобы объяснить, почему римское право продолжало существовать в Средние века, выдумать, будто римский народ продолжал жить среди других народов. Что общего у нас, немцев, с римским правом? Заимствование римского права было частью процесса чуждых культурных наслоений, который начался с окатоличивания северных народов. Наслаивались не только чуждые религиозные учения, но и целая масса окаменевшего культурного наследия поздней античности (от Галена до Юстиниана, Кассиодора и Исидора Севильского). Под этой грудой пустой породы умерли многие своеобразные черты северных народов. Вся история немецкого народа это постоянный конфликт между своим и чужим. Он прослеживается даже в языке.

Церковь была носительницей римских правовых форм. Церковный народ с самого начала и доныне – не немецкий народ, он хочет быть римским народом по языку, праву, вере и политическим задачам. Десять лет назад вождь политического католицизма д-р. О. Кунце заявил, что в Германии три народа: католический, протестантский, а за последние 50 лет к ним добавился еще и социалистический.

Но политическое заимствование римского права не сделало его живым. Был заимствован лишь его формальный рационализм. Теория естественного права тоже жила формализмом и рационализмом римского права, лишь подставляя под него фиктивную действительность. Но целиком отрицать римское право можно только вместе со средневековой государственностью. Развившееся из германского права средневековое немецкое право со своим партикуляризмом привело к политической раздробленности Германии. На каждой пяди немецкой земли установились свои законы. Это темная сторона немецкой истории. Немецкие князья с помощью римского права не только строили свои государства, но и прокладывали просеки через страну, напоминавшую непроходимую чащу, делали народ подвижным, высвобождали стесненные силы. С римским правом как и с христианством: если бы его заимствование не было исторической необходимостью, оно бы не произошло. Но это не означает, что мы должны навеки застрять на этой точке. Самое глупое занятие – порицать историю за то, что она сделала то, что сделала. Ее можно порицать лишь за то, что она уже давно не разрешила те задачи, которые стоят перед нами сегодня. К ним относится восстановление германских правовых принципов на современном уровне с учетом нашего расового характера. Мы хотим снова задействовать наши главные расовые ценности. Но мы не хотим возвращаться в прошлое.