Преодоление идеализма

Инстинкт вел меня назад к немецкому идеализму, точнее, к движению 1813 года, чтобы с этих позиций разделаться с позитивизмом с помощью идеализма, а потом и с идеализмом с помощью его самого. Иного пути не было. Тот, кто это оспаривает, мог бы подкрепить свое мнение своим творчеством. Нельзя оставаться на позициях неоидеализма, позитивизма или эпигонского ницшеанства, они не годятся для построения нового мира и его мировоззрения. Это лишь эрзацы вечно бесплодного и всегда запаздывающего. Против каждого победителя бунтовала посредственность. Есть один путь от идеи к реальности нашей национально-политической общественной жизни и человечества. Пути от материи позитивистов не было и нет. К принципу жизни можно пробиться только от живого, а не от мертвого. Неоидеализм лишь эрзац позитивизма, не преодолев его, нельзя ничего создать. Это лишь повторение пройденного. Наше будущее не в Гегеле и не в Ницше или Геккеле, не в повторении, а в прорыве к новому будущему также в мировоззрении и в науке. Но с маниакальными притязаниями на абсолютную истину надо покончить. Никто не может сделать большего, чем отмерено ему судьбой по его силам.

В 1909 году я, не опубликовав до того ни строчки, закончил рукопись «Личности и культуры», самой толстой моей книги. И произошел один из немногих счастливых случаев в моей жизни. Первый же издатель, к которому я обратился, взял первое сочинение неизвестного молодого школьного учителя и опубликовал его в середине 1910 года. Я до сих пор благодарен умершему в 1941 году г-ну Винтеру из Гейдельбергского Университетского издательства Карла Винтера. Если бы книга осталась лежать в ящике стола, это угнетало бы меня, а так, хотя она и не имела потрясающего успеха, ее выход послужил для меня стимулом для дальнейшей работы.

Почти в один день я этой книгой в издательстве Ойгена Дидерихса вышла полемическая брошюра «Новейшая ортодоксия и проблема Христа», в которой я поддержал А. Древса в его борьбе против теологов с опорой на идеалистическую христологию по Евангелию от Иоанна. Меня предостерегали. Хотя брошюра обратила на себя внимание, баденские власти не оставили безнаказанным учителя – еретика. Мое начальство обратило внимание на мою общественную деятельность лишь тогда, когда она стала для них политически неудобной.

Этапы преодоления

Лессинг, Кант и Фихте создали т. н. историческую философию, последнее ответвление которой якобы указывало в будущее. Якобы потому, что в действительности эти понятийно-идеалистические конструкции не имели ничего общего с реальной историей; их будущее это невыполненное, идеальное требование в плане одухотворения, освобождения человека от своей природы. Хотя в «Речах к немецкой нации» Фихте громко звучит «народ» как реальность и история тех времен, все эти звуки быстро снова затухали, потому что народ и история не имели ничего общего с философией Фихте, абсолютным Я или Я человечества.

В философии истории Гегеля его так называемая история, которая на самом деле представляет собой нагромождение понятий, аптеку в диалектическом оформлении, заканчивается в философском самосознании самого Гегеля. Творящий историю абсолютный, мировой дух достигает своего последнего самоосуществления, после чего он может, как Иегова, навеки почить в чистом бытии, отдохнуть от становления, от своих трудов, которые не что иное, как он сам. Таким образом, будущего нет. Философия Гегеля объявляет, что конец света и истории наступил вместе с прусской реставрацией, после того как Гегель однажды уже ощутил конец истории, восприняв Наполеона как «мировую душу на коне». С тех пор настоящая история только тем и занималась, что опровергала шаг за шагом философию Гегеля. Гегельянцы же с тех пор не занимались ничем другим, кроме манипуляций с понятиями, иначе они обрубили бы сук, на котором сидели.

В 1940 году они объявили, что события этого года вытекают из диалектического саморазвития гегелевских понятий, именуемых историей. Если бы они в 1920 году предсказали бы события 1940 года, то их объявили бы носителями истины на все времена, открывателями скрытого будущего. А толкование истории задним числом это, как и у самого Гегеля, обман. Разумное объявляется действительным, а само действительное – саморазвивающимся понятием.

Пережив мировую войну, я впервые радикально разрушил в «Немецкой государственной идее» (1917 г.), ту философию, которая объясняла мир и историю, исходя из априорных понятий. В конце этой книги предсказывается будущая история, революция 1933 года, на что никогда не были способны гегельянцы.

В этой книге политическая история идей объясняется из немецкой истории. Философия получает свое историческое оправдание лишь в той степени, в какой ее идеи оказывают воспитательное воздействие на немецкий народ. Претензии идеологов на подмену действительности понятиями, как у Гегеля, отвергаются.