Читаем Преодоление игры полностью

Он был хмур, неулыбчиво сосредоточен на чем–то своем, но все же изредка посматривал по сторонам. В какой–то момент скользнул взглядом и по мне. Я видела, что он узнал меня, тем не менее ничем не выделил из толпы, не среагировал. Меня это ошеломило. Как же так — я тут стою, неожиданно и внезапно оказавшись в Москве, а он не обрадовался! Как он посмел не удивиться, не заметить меня? Меня — которая сделала для него так много хорошего, так много помогла?! Да он, оказывается, и не помнит ничего? Значит, ничего не оценил.

Недоумение, обида, негодование, гнев, наконец, разочарование постепенно густели и готовы были разорвать мое сердце. Тем временем Василий Васильевич повернул направо, нырнул в откуда–то возникший проулок, и начал отдаляться. Я видела лишь спину его уменьшающейся фигуры. Вдруг он поднял руку и махнул, как машут, когда зовут за собой.

И я шагнула на проезжую часть, где почему–то вдруг не осталось ни одной машины, и начала ее пересекать. Людей тоже не стало — нигде вокруг меня. В обозримом пространстве оставался только превратившийся в карлика Василий Васильевич да я, все переходящая и переходящая улицу и не успевающая перейти до конца.

Сон оборвался, оставив меня в той рискованной зоне.

Наутро Таня пришла без опозданий, как было договорено. Мы расположились в креслах там, где теперь у нас столовая, заставили низкий столик вкусными яствами и напитками и принялись болтать. Она сетовала на судьбу, описывала вояжи за товаром, рассказывала о разнузданных поборах со стороны налоговиков, жаловалась на нескладный, неустроенный образ жизни. А я держала на уме свое и старалась шутливыми замечаниями снять с нее озабоченность, развеселить, расположить к безмятежности, чтобы, улучив момент, выйти в ванную и совершить задуманное. Не подозревая о моих черных планах, Таня говорила о новых знакомствах, о новой подружке — необыкновенной женщине с особенными задатками к разгадыванию снов. Непостижимо, думала я, и это та Таня, которая играла на скрипке и прыгала с парашютом. Теперь она уверовала в чудеса, ради любопытства ходила по гадалкам, целителям, тратя на них деньги и не видя в них шарлатанов. Эти материи успокаивали ее, возрождали надежду на счастье в ближайшем будущем, что само по себе придавало ей сил и энергии. Я открывала для себя новую Таню, в которой трудно было узнать давнюю студенческую подругу, и понимала, что изменения в ней вызваны тем же, чем и мои заморочки — неурядицами, возрастом и этим досадным старением, которое гнуло нас и убивало. И все же каждому свое и всему свое время — на волне этой темы, желая поддержать Танин энтузиазм, я рассказала о сне, привидевшемся мне минувшей ночью.

— А кто этот мужик, что шел в толпе? — спросила она.

— Это писатель, — сказала я, вдруг осознав, что она мало знает о моей жизни после окончания университета и надо рассказать ей о себе немного подробнее, — теперь уже довольно известный. Он долгое время жил в нашем городе, но смог уехать в Москву и устроиться там. Кстати, я помогала ему в этом. Честно говоря, — уточнила я, — помогала искренне и так много, как могла.

— Слушай, — Таня воодушевилась и даже поерзала в кресле, — а ведь ты тоже начнешь писать! Да–да, ты же не зря в московской толпе заметила его одного. Понимаешь, это же намек тебе, подсказка. Он возник во сне как символ деятельности, которая тебе предстоит. Ты же всегда писала стихи к нашим юбилейным встречам в университете.

Я улыбнулась. На самом деле к тому моменту я не только имела намерение писать, но уже успешно писала. Хотя совершенно не придавала этому значения. И вот Таня своим замечанием натолкнула меня на пересмотр достижений на писательском поприще. Я вдруг вспомнила, что не так давно составила Православный календарь на 1994 год, одобренный служителями Преображенского собора, который вышел большим тиражом и принес мне значительный доход. А также уже была написана и издана частным харьковским издательством «Гриф» моя детская книжка «Алфавит–раскраска», за которую я, кстати, получила гонорар. От этих воспоминаний у меня потеплело на душе — оказывается, я что–то делаю, только почему–то мало это ценю!

— А кто еще мог мне присниться, если я в Москве почти никого не знаю, — сказала я. — Просто приснилась Москва… знакомый…

— Ну как не знаешь? — Таня откровенно удивилась. — Там живут Наташа Шедко, Лариса Смирнова, наши соученицы. Кроме того, ты там знаешь многие издательства, оптовых книготорговцев, сама же рассказывала. Ты там часто бывала, со многими тесно сотрудничала. Но они почему–то не приснились. Да и Москва тебе приснилась не зря! — снова загорелась Таня тем, чтобы разгадать сон до конца. — Ты же и в других городах бывала, но они тебе не приснились.

— Конечно, не зря. Я очень люблю Москву и горюю, что не имею возможности видеть ее часто, посещать театры, как было раньше.

— Ты знаешь, что во снах нам передается информация в символах?

— Слышала, — сказала я.

— Так вот и Москва, и твой знакомый, и вся эта сцена с его передвижениями — это символы. Только какие, чего, что обозначают?

Перейти на страницу:

Все книги серии Когда былого мало

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное