Сейчас я удивляюсь, как мне это удалось, ведь пришлось немало потрудиться и понервничать. Для проведения встречи мало было составить план, что и как делать. Надо было организовать съемочную группу областного телевидения и транспорт для ее перевозки, из разных мест собрать вместе своих поющих подруг детства и юности для исполнения песен, школьников и родных для декламации стихов, воодушевить стареньких папиных сотрудников для выступлений, пригласить местного батюшку с певчими. Не просто оказалось найти помещение для проведения встречи, собрать других наших родных и знакомых и морально приготовить их к новой форме выражения чувств в годовщину памяти человека.
После этого события я на телевидении работала над фильмом о папе, а дальше привезла его в село и устроила показ для всех желающих в несколько сеансов у нас дома. Люди приходили смотреть — кто на себя, кто на других, а кто хотел познакомиться с новой формой поминок. Являлись прямо с работы, голодные и уставшие, и мне хотелось создать для них хороший вечер с ужином и отдыхом. Я это перечисляю затем, чтобы подчеркнуть напряжение, в котором жила и эмоционально, и физически.
Но вот все осталось позади. Незаметно за этими хлопотами истаяла зима, появилась капель, над просторами земли запрыгали солнечные зайчики, проклюнулась весна. Мы с мамой снова готовились к ремонту. Еще в последнее папино лето мы оклеили обоями комнаты, коридор и веранду. В лето после папиного ухода мама с правнуком Алешей занималась покраской оконных рам и крыши, белила дом снаружи. И вот снова приходилось переклеивать обои в коридоре, испорченные поломкой отопительных труб, а также надо было обновить их в веранде и покрасить там потолок, заодно доклеить обоями кладовку. Да и забор требовал ремонта и покраски. Почти весь май ушел на эти работы. Домой, к мужу, я вернулась с усталостью в мышцах, зато немного отдохнувшая душой, надышавшаяся ароматами цветущей степи, воздухом детства. Казалось, я была в хорошей форме.
Но с постепенным спадом активности ко мне начали возвращаться нестерпимо навязчивые фобии. Я уже не проводила время в магазине — мою работу там прервала папина болезнь и смерть, а затем необходимость часто и подолгу бывать у мамы, и я решила не возобновлять прежней деятельности. Там уже справлялись без меня, и меня это устраивало. Теперь я на весь день оставалась дома одна и могла заниматься полюбившимися делами. Но вот беда — при этом не было у меня возможности обороняться от мыслей, а они приходили толпами, настырно и мрачно терзая нервы, оставляя по себе эмоции страха и обреченности. Давняя депрессия, задавленная лечением и моей волей, сейчас снова поднимала голову, рисуя будущее черными красками и убивая радость жизни. Постепенно я скатывалась в еще более тяжелую душевную бесприютность, чем прежде. С той разницей, что теперь я не стремилась к смерти, а с острой тоской боялась ее и страдала, неотвязно полагая, что мой час пробил.
Это было невыносимо. С одной стороны, я настоятельно жаждала убедиться, что ошибаюсь и со мной все хорошо, но, с другой стороны, я боялась прикоснуться к себе и осмотреть те места, которые беспокоили воображение. И не только сама этого не хотела делать, но не могла заставить себя обратиться к специалистам, чтобы они сказали свое слово.
Сначала беспокоила правая нога, где на внешней стороне голени обнаружился довольно большой в диаметре, но невысокий подкожный бугорок. Я вспомнила, как белила кухню, стоя на шаткой лестнице, как лестница пошатнулась и я, балансируя на ней, ударилась обо что–то именно этим местом. Это было еще при жизни папы, в его последнее лето, когда мои мысли были заняты не собой. Естественно, я забыла об ушибе, не причинившем мне видимого вреда.
Вскоре после этого мы поехали на морской пляж в Алупку, и тут, раздевшись, я нашла на правой голени багровый синяк. Опять вспомнилась побелка кухни, неустойчиво стоящая лестница, полученный ушиб. Светить таким сомнительным украшением перед отдыхающими было неудобно, и все же я то и дело подставляла травмированное место солнечным лучам. Наконец через неделю морская вода, целебный воздух и солнце сделали свое дело — синяк исчез. И вот почти год спустя я на этом месте обнаружила шишку.