Преодоление: Роман и повесть

Прошла неделя–другая, и пегая от проталин степь молодо зазеленела. По берегам мелководных степных речек закудрявились пушистыми барашками ивы, а по мостовым Нагорного все еще уныло хлюпала жидкая грязь, и дворники старательно перелопачивали ее по мостбвой от тротуара к тротуару в онсидании, пока налетит из Заволжья хлесткий ветер и, высушив ее в прах, унесет на запад.

В один из апрельских дней после такого ветра Карцев сидел за столом в общежитии. От табачного дыма воздух в комнате был густой, но Карцева это не трогало, как не трогало и то, что сегодня на дворе: непогодь или вёдро. Коль на носу зачеты, то хочешь не хочешь, а сиди, пыхти. Изредка он поднимал голову, бросал через окно безразличный взгляд на серые ветки тополя, унизанные светло–зелеными, точно лакированными почками, и опять наклонялся над учебником геологии.

Осторожный стук в дверь не привлек его внимания. Крикнул он: «Войдите!», когда постучали еще раз — настойчивей и громче. Оглянулся, вскочил: в дверях стояла Саша.

— Можно?

— Пожалуйста! Какими судьбами? — воскликн л Карцев, не избалованный визитами, и, шагнув к Саше, пожал руку.

— Приехала вот… на курсы. Дождалась‑таки… Приветов вам привезла и письмо.

— От кого? — спросил поспешно Карцев.

— Вот, нате.

Саша вынула из сумочки конверт. Письмо было от Леонида Нилыча, и Карцев положил его на стол.

— Садитесь, — подвинул он стул.

Саша с модно взбитыми черными волосами, одетая в легкий плащ и в новые туфли, выглядела очень изящно. Присели. Саша спросила Карцева об учебе, трудно ли приходится, что идет интересного в Нагорном театре, почему он, Карцев, забыл про Нефтедольск, не приезжает. Карцев отвечал общо: занятий много, в театр не ходит, раз посетил филармонию, слушал в исполнении Московского академического хора «Реквием» Моцарта. В Нефтедольске не бывает потому, что незачем. Уж после курсор поедет, если поедет вообще.

Разговор тянулся ни шатко ни валко. Карцев и рад был визиту Саши, и не рад. Три месяца назад она явилась к нему на вокзал черной вестницей, а тех, кто приносит дурные известия, никогда не жалуют. В древности, как говорят, даже головы им рубили. Правда, Саша была невольной вестницей, а сейчас к тому ж, им предстоит и учиться в одних стенах.

Карцев встал, распахнул окно, чтоб проветрить комнату, и сел опять на свое место, поглядывая искоса на Сашу, барабаня пальцами по столешнице. Спросил:

— Ну а в конторе какие новости?

За последнее время в конторе свершились два, можно сказать, выдающихся события: получен план разведки новой площадки к югу от поселка Венеры н, второе, в Нефтедольском суде рассмотрено дело Алмазовых о расторжении брака. Разговоры не утихают уже месяц, никто не понимает, что между ними произошло. Жили тихо, мирно — и вдруг… Загадка какая‑то… Судебное заседание шло при закрытых дверях, не было ни скандалов, ни безобразий, от которых трудно уклониться в подобных случаях.

— Мы с Валей подруги, но и я толком не знаю, в чем дело. Твердит одно: «Жить с ним больше не буду», и все. Вас тоже удивляет? Я так и знала. Мне кажется, Валя к вам неравнодушна. Или я ошибаюсь?

Карцев смотрел на Сашу во все глаза. Три месяца он старался не думать о Валюхе, заедаемый тоскливым одиночеством, к которому пристали еще два безрадостных спутника: ощущение неясной вины и какой‑то недосказанности. Он чувствовал себя, как человек на эскалаторе метро поздней ночью: почти нет людей и много пустоты. Любовь продолжала тревожить его сердце, и в круговерти учебных будней не забывались горячечный блеск Валюхиных глаз, копна золотисто–каштановых волос, ее руки, плечи и сопутствующий им аромат белой сирени…

Рассказ Саши опять разбередил старое, тронул в груди незримую струну, и она болезненно зазвенела. Вспомнились слова Валюхи о «хвостах», которые необходимо обрубать, и вот — новость о разводе… Тем непонятней и странней представлялось теперь поведение ее в тот раз, когда они встретились случайно возле булочной, и последнее письмо с угрозой пожаловаться Маркелу. Карцеву трудно было издали уловить резкие колебания пылкой и строптивой характером Валюхи. Сбитый с толку, он задумчиво смотрел перед собой. Напротив сидела Саша — молодая, привлекательная, словно только что выкупавшаяся в хвойной освежающей ванне. Ее щеки покрыты легким румянцем, глаза проницательны и серьезны. Она как бы предупреждала: не пытайся меня обмануть, я вижу тебя насквозь… В житейской суете женщин, подобных Саше, часто не замечают, их спокойная, неброская внешность не вызывает волнения, но иногда наступает какой‑то необъяснимый момент, и у тебя будто глаза открываются. Ты уже не можешь смотреть на такую, как на остальных женщин, что встречаются тебе ежедневно. Однако для Карцева такой момент еще не наступил, и глаза его не открылись. Он думал: «Не мешало бы спровадить культурненько эту Сашу, иначе повадится ходить и не отцепишься. Да и товарищи по комнате нагрянут с минуты на минуту».

— Погодка‑то сегодня! Ни ветра, ни облачка на небе, — показал он в окно.

Саша поднялась, встала рядом.

— Ивняк за Волгой — точно дым стелется… — молвила она мечтательно.