Преодолевая барьеры (СИ)

Немов резко сел на кровати. Вот оно! Неосознанный страх, о котором говорил Никита. Страх, который является причиной этих самых панических атак, выброса адреналина и выкрутасов его организма. Он боится разоблачения!

Ну конечно, это же так очевидно! В «Сосенках» ему стало плохо, не когда Ник на него набросился. И даже не когда приложил об стену головой. А когда ворвались санитары – посторонние люди, потенциальные свидетели. В Одессе он испугался не парня, залезшего ему на колени, а десятков людей, которые это видели. В шалаше с Ником все было прекрасно, пока Глеб не услышал какие-то голоса снаружи.

В общую картинку только приступ в квартире Ника не вписывается, но тогда у него действительно могло подскочить давление. Ничего удивительного, перенервничал, накрутил себя пред разговором с парнем, да и просто устал. Случайное стечение обстоятельств. Но во всех остальных случаях он просто боялся огласки.

Первым желанием было схватить телефон и позвонить Нику, сообщить о своем открытии. Но Глеб вовремя одумался. Во-первых, уже поздно. Во-вторых, о таких вещах лучше говорить не по телефону. А в-третьих, причину-то он нашел. Только вот что теперь делать с этой причиной?

Надо признать, что его страх не был необоснованным. Он публичный человек, за каждым его шагом следят. Если хоть одна живая душа узнает, что народный артист Немов, исполнитель гражданского репертуара, общественный деятель, кстати, меценат и в целом образцово-показательный товарищ спит с парнем…

Глеб даже представить себе не мог, что произойдет. Это будет не просто пикантный скандальчик в желтой прессе. Это будет конец его жизни. Сценической как минимум – Глеб никогда не сможет выйти на сцену и посмотреть в глаза зрителям. А может быть и физической – он просто не переживет такого позора. Друзья от него отвернутся, а Ромка так вообще голову оторвет…или не голову. Враги будут злорадствовать и шептаться за его спиной. Журналисты будут задавать скабрезные вопросы и писать статьи одна другой ужаснее. Боря Алексеев сделает заявление, что и у него с Глебом было, так, ради чистого пиара. О, Господи…

Кажется, Глеб застонал вслух, потому что в спальню тут же заглянула Ирма.

- Что с тобой?

- Ничего, - отмахнулся Глеб и, заметив недоверчивый взгляд, добавил, - спина болит после массажа.

- Кстати о массаже, Глеб, я хотела с тобой поговорить. Я тут заглянула в твою санаторную книжку и не поняла, как ты умудрился сделать десять сеансов, если мы в санатории гораздо меньше дней?

Черт! Макс, видимо, его не так понял и подмахнул книжку сразу за все дни.

- А зачем ты заглядывала в мою санаторную книжку? – раздраженно поинтересовался Глеб.

Вот только допросов жены ему сейчас не хватало.

- Что значит «зачем»? Я что, не имею права знать, как проходит твое лечение?

- Ирма, давай не будем продолжать этот разговор. Это мое здоровье, мое лечение и моя книжка. Не надо совать свой нос во все дырки! Отстань!

- Что?! – Ирма задохнулась от возмущения. – Глеб, как тебе не стыдно! Я бросаю все свои дела, чтобы поехать с тобой в санаторий…

- Ты бросаешь свои дела? – не выдержал Глеб. – Интересно, какие? Вышивание крестиком? Или высаживание очередного «уникального» сорняка? По-моему, это я бросаю свои дела, чтобы поехать в санаторий. По твоему требованию! Ты добилась своего, я здесь. Можно теперь оставить меня в покое?

Ирма хотела что-то возразить, но передумала, резко развернулась и быстро вышла из комнаты, хлопнув дверью. Глеб откинулся на подушки. Ну вот, сорвался. Не надо было его доводить. Как будто ему своих проблем мало.

Некоторое время Глеб созерцал потолок, пытаясь успокоиться. Кричать на Ирму, наверное, не стоило. А упрекать ведением домашнего хозяйства тем более. Сам же на цепь посадил сразу после свадьбы. Жена должна сидеть дома и преданно ждать, пока его светлость нагуляется и вернется – кушать плюшки и отсыпаться на наутюженных простынях. Глеб всегда искренне считал, что его рецепт семейного счастья идеален. Вот если бы можно было снова его применить. Посадить Ника дома, в квартире на улице Бардина, запретить появляться с Глебом в общественных местах, таскаться за ним на гастроли и приходить на концерты. Пусть сидит и не отсвечивает. Тогда они могли бы встречаться, ничего не боясь. Глеб приходил бы к Нику, получал свою порцию любви, ласки и отличного секса за закрытыми дверями и зашторенными окнами, и возвращался в привычную, безопасную и правильную жизнь.