Препятствие для Богини

Одна сторона этой комнаты представляла собой ряд сплошных окон, открывающих вид на бескрайнюю пещеру снаружи дворца, а в мраморном камине, стоящем у противоположной стены, потрескивал огонь. На окнах не висели шторы, а единственным предметом мебели было белое кресло. В нем сидел Генри, и так сильно сжимал подлокотники, что я испугалась, как бы те не сломались.

— Генри? — прошептала я, не зная, слышит ли он меня. Тогда, в Тартаре, мне на мгновение показалось, что он способен слышать меня в видениях, но сейчас, когда я попыталась коснуться его своими призрачными пальцами, он даже не моргнул.

Дверь в дальнем конце комнаты открылась и закрылась. По мраморному полу зашагала Персефона. Она была босая, и одетая в простое хлопковое платье. В мягком свете, царившем в комнате, она выглядела потрясающе красивой, и я прикусила губу. За возможным исключением Авы, я никогда в жизни не встречала того, рядом с кем я бы чувствовала себя сорняком, росшим рядом с розой.

— Я знала, что найду тебя здесь, — сказала Персефона.

— Я пришел сюда подумать, — отстранено ответил Генри. — Я думал ты уже оправилась домой.

— Я решила немного задержаться. Вам всем нужна помощь. Особенно тебе. — Она взяла Генри за руку, ту самую, к которой минуту назад пыталась прикоснуться я. — Мама рассказала, что случилось. Кейт повсюду тебя ищет.

Генри пожал плечами, но руку не убрал. — Я пока не готов с ней встретиться.

— Почему? — поинтересовалась Персефона, пристроившись на подлокотнике. Я и сама страшно хотела узнать ответ на этот вопрос.

Он долгое время молчал. — Она могла умереть, потому что я повел себя как дурак и позволил ей рисковать, — наконец, нехотя ответил он. — С самого нашего знакомства я постоянно подвергаю ее жизнь опасности. Но так больше продолжаться не может.

Меня осенило. Вот почему Генри сбежал? Он считал себя обузой? Это же нелепо. Нам следовало поговорить об этом и всё прояснить.

Персефона закатила глаза, и на этот раз я была с ней согласна. — Ты не ответственен за действия Каллиопы. Тео сказал, что она в порядке. С ней ничего не случится.

На шее Генри от напряжения выступили вены. — Мы не можем знать наверняка. Даже если всё закончится благополучно, именно я поставил ее в это положение.

А я согласилась. Я не была безнадежно беспомощной девушкой, неужели Генри не понимал? Я больше не была смертной. Каллиопа не могла убить меня, и ему, в конце концов, стоит понять, что я не сломаюсь, если кто-то рядом со мной начнет дышать иначе.

Персефона провела пальцами по темным волосам Генри, и у меня в горле образовался ком. Я не хотела наблюдать за происходящим, но не могла отвести взгляд, и понятия не имела, как покинуть видение. Наблюдая за тем, как тесно они взаимодействовали, несмотря на разлуку в виде тысячи лет… у меня заныло сердце. Всё было так, будто Персефона никогда и не уходила, а Генри просто рассказывал своей жене о событиях, произошедших в течение дня.

Это должна была делать я, а не она, но не могла, потому что Генри прятался. Моя сестра знала его достаточно хорошо, чтобы не искать часами не в тех местах.

— За эти несколько недель она пережила вещи и похуже, — сказала Персефона. — Твоя новая девушка — крепкий орешек, да?

— Да, — ответил Генри. — Если она решила, переубедить ее будет невозможно, и плевать на последствия.

Персефона фыркнула. — Очень похоже на кое-кого. Знаешь, она любит тебя. Больше, чем любила я.

На лице Генри отразилась боль, но исчезла так же быстро, как и появилась. — Она не знает меня. А когда узнает настоящего, то уйдет.

— Прямо как я?

Он молча уставился в окно.

Персефона соскользнула с подлокотника ему на колени, и обняла за шею, будто никогда и не покидала его. Мое горло сжалось, и я впилась ногтями в ладони. Я не хотела быть здесь. Не хотела смотреть. Мне было наплевать, насколько ничтожно Персефона любила его, и на то, что говорили моя мать, Джеймс или Ава. Генри всё еще любил ее, и никогда не предпочтет ей меня.

Когда он обнял ее в ответ, в моей груди закипели рыдания, и я отвернулась к окнам. Даже увидев там их отражение, я, как бы ни старалась, не могла отвести взгляд. Вот оно. Нашим отношениям — нашему браку — пришел конец, не успел Генри даже дать им шанс.

— Иногда мне интересно, что было бы, если бы я осталась, — произнесла она. — Как бы развивались наши отношения, если бы мы всё делали постепенно, а не бросались в омут с головой.

— Мы были бы счастливы, — тихо ответил Генри. — И едины.

— Может да, — прошептала она. — Может нет.

Они оба молчали в течение нескольких ударов сердца, и когда Персефона снова заговорила, она наклонилась к нему так близко, что их разделяли лишь дюймы. Я закрыла глаза.

— Ты заслуживаешь того, кто тебе подходит, — сказала она. — То, что произошло между нами, не было твоей виной. Мы слишком разные, и неважно, насколько сильно ты убедил себя в том, что я — твоя единственная, это не имеет значения, если ты не принадлежишь мне.