Десятью годами ранее, во время Корейской войны, уродливые стороны инстинкта самосохранения вылезли из американских солдат во всей красе. В ужасных ледяных лагерях военнопленных каждый был сам за себя. Желание выжить заставляло запуганных до смерти заключенных драться и даже убивать таких же солдат — оно не было направлено на то, чтобы сражаться с противником или организовать побег.
Стокдэйл во Вьетнаме служил в морской авиации и был в звании коммандера42. И он знал, что, попав в плен, окажется самым высокопоставленным офицером флота, когда-либо захваченным вьетнамцами. И еще он сознавал, что не может ничего сделать. Однако в качестве старшего офицера он мог бы обеспечить руководство и поддержку коллегам по заключению (среди них, кстати, оказался будущий сенатор Джон Маккейн). Он мог не допустить повторения корейской истории, но при этом помогать своим людям и руководить ими — и этим определялась его зона ответственности. Он занимался этим больше семи лет, из которых два года провел в одиночке в ножных кандалах.
Стокдэйл относился к своим обязанностям всерьез. В какой-то момент он был близок к самоубийству — но не ради прекращения своих страданий, а в знак протеста. Другие солдаты простились на той войне с жизнью. Он не опозорит их память и принесенную ими жертву, он не позволит использовать себя в качестве инструмента. Он убьет себя, но не станет вредить другим людям — пусть даже против собственной воли, чем бы ни угрожали ему надзиратели.
Но он был живым человеком. И люди вокруг него тоже. Первое, что он сделал, — отказался от всех представлений о том, что происходит с людьми, когда из них многочасовыми пытками выбивают информацию. Он создал в лагере сеть поддержки солдат, которые стыдились того, что их сломали. Он говорил: мы вместе. Он предложил им лозунг: Unity over Self. Получалось: U.S. — Соединенные Штаты, или Единство выше «я».
Джон Маккейн расценивал происходящее так же, как и Стокдэйл, и так же был готов вынести неописуемые пытки по тем же причинам. Надеясь запятнать военную славу семьи Маккейна, вьетконговцы не раз предлагали ему освобождение и возможность вернуться домой. Он не соглашался. Он не мог отступиться, несмотря на личную заинтересованность. Он предпочел остаться и обрек себя на пытки.
Эти два человека не были фанатиками — они сомневались в целесообразности войны во Вьетнаме. Но у них была зона ответственности — их люди. Они заботились о других заключенных и черпали силу в том, что ставили чужое благополучие выше собственного.
Будем надеяться, вы никогда не окажетесь в лагере для военнопленных. Но мы живем в сложных экономических условиях, а они могут иногда создавать ощущение безнадежности.
Вы молоды, вы не были причиной, это не ваша вина. Мы все в этой передряге. Но от этого только проще потерять чувство собственного «я», не говоря уже об ощущениях других людей. Проще думать в глубине души: мне плевать на других, надо заботиться о себе, пока не поздно. Особенно когда руководители вашего сообщества показывают: именно так они относятся к вам, когда дело принимает крутой оборот. Но вы откажитесь. Именно в этот момент мы должны показать нашу силу воли.
Несколько лет назад, в разгар финансового кризиса, художник и музыкант Генри Роллинз сумел выразить этот человеческий долг лучше, чем тысячелетние религиозные учения:
«Люди готовы отчаяться. Они могут демонстрировать вам не лучшие свои стороны. Но вы никогда не должны опускаться до уровня тех, кто вам не нравится. Сейчас самое время иметь внутренний моральный и гражданский стержень. Иметь моральный и гражданский компас. У вас, молодых, есть прекрасная возможность быть героями».
Вам не нужно быть мучеником. Когда мы сосредоточены на других, помогаем им или просто показываем хороший пример, растворяются наши собственные страхи и неприятности. У нас не остается на них времени. Общая цель дает нам силу. Желание сдаться или поступиться принципами внезапно ощущается более эгоистичным, когда мы думаем о людях, которых затронет такое решение. Но то, что препятствия вызывают у нас скуку, ненависть, разочарование или замешательство, не означает, что такие же чувства возникнут у других.
Когда мы застреваем на какой-то неразрешимой или невозможной задаче, один из лучших способов создать новые возможности или пути для движения — это подумать: