Преподаватель симметрии. Роман-эхо

На занавесе, на неком итальянском фоне был изображен особняк с одним освещенным окном, за которым можно было распознать большую кухню. Занавес поднимался, и тогда эта кухня распространялась на всю сцену, поражая богатством реквизита. Одутловатый, неопрятный человек в фартуке бродил по сцене, явно сердясь на слуг, которых не было. Кто это был? Что-то показалось мне знакомое в его лице, но я человек сугубо не театральный, ни одного актера в лицо не знаю. Неведомый Человек не только сердился, но и ругался очень выразительно, музыкальными терминами, вроде „крещендо-фортиссимо-барбаро-фьюриозо! Та-та-та!!“ Прямо на сцене стояла печь, в которой он развел натуральный огонь (вот, для чего пожарные-то!) и начал бренчать сковородками, досками и всякой прочей утварью, чтобы нечто шинковать, отбивать, варить и жарить. Все эти случайные звуки ножей, ложек- поварешек, молотка, сковородок, кастрюлек, свиста пара и шипения масла заставляли странного повара не то принюхиваться, как прислушиваться, не то прислушиваться, как принюхиваться, и недаром: вдруг эти побрякивания складывались в уже неслучайные ритмы или начало музыкальной темы, доносящихся то из-за одной, то из-за другой кулисы, так что можно было распознать то ударные, то нечто струнное или духовое. Как только музыка определялась, наш повар особенно гневался и менял кулинарную операцию, но это не помогало: создаваемая им какофония каждый раз во что-то складывалась.

Это и была опера, и короткой она не была. Что в ней развивалось, так это запахи неведомого блюда, творимого сердящимся на музыку человеком. Он помешивал и пробовал и добавлял специй, но чего-то каждый раз не хватало, пока не стало ясно, что ЧЕГО-ТО ОДНОГО. Повар щипал пучки трав, живописно свисавшие по стенам (соло струнных), но не находил необходимого. Наконец, махнув на поиски рукой, он схватился за нечто не глядя и, с проклятиями (соло ударных), бросил в котел. Стал помешивать и принюхиваться (соло духовых), наконец попробовал… и о, чудо!

„Браво! Брависсимо!!“ — воскликнул повар, смакуя (все трио заработало вместе), и в это время снаружи из-под окна раздался окрик:

— Синьор Россини! Свежая зелень! Сельдерей, синьор Россини! Базилик!

— Россини! РОССИНИ! — последовали выкрики из зала. Дошло…

— Базилик!!! — возопил маэстро. — Где ты, барбара фьюриозо, был!

Сгоряча он слишком много отхлебнул из поварешки и запрыгал, ошпаренный…