Преподобный Амвросий (СИ)

По окончании литургии преосвященным отслужена была панихида, в которой участвовали сорок священнослужителей, все в белом парчовом облачении. В конце панихиды, после 9-й песни, еще раз выступил с кратким прощальным словом к старцу иеромонах Григорий (Борисоглебский). В этом слове он выразил старцу последнее приветствие от лица Московской духовной академии, с которой старец имел живые, духовные отношения, и для которой он всегда был высоким примером веры и жизни и духовным руководителем. «Мы, питомцы духовных школ, - говорил о. Григорий, - готовящиеся к пастырству, и наши руководители смотрели на тебя, как на образец и пример пастырствования. Начальники, наставники и питомцы нашей Московской академии, все были при твоей жизни проникнуты чувством благоговейного уважения к тебе, многие из них пользовались твоими советами, и ты, любя духовное юношество, умел поселять в обращавшихся к тебе истинный дух пастырства - аскетический, самоотверженный, дышащий любовью. Поверь же, что память о тебе русское духовенство, русское духовное юношество сохранит всегда свято и благоговейно».

Свое слово юный проповедник-студент заключил земным поклонением усопшему старцу.

После панихиды гроб почившего поднят был на руки священнослужителями, и, в преднесении св. икон и хоругвей, погребальное шествие направилось к приготовленной могиле. За гробом шествовал преосвященный в полном архиерейском облачении с прочими священнослужителями. Печальный похоронный перезвон, сливаясь с пением погребальных песнопений, сопровождал тело святопочившего старца к месту его последнего земного упокоения. Могила для старца Амвросия была приготовлена рядом с могилой его великого учителя, старца иеросхимонаха Макария, близ юго-восточной стены летнего Введенского собора.

После заупокойной литии, совершенной владыкой, и по возглашении почившему вечной памяти, гроб был опущен в могилу.

Когда батюшку схоронили, замечает один наблюдатель из светских лиц, кто-то из ближайших к нему монахов[70] стоял у могилы, сложив руки на груди крестообразно и опустив глаза. Все отправились в трапезу. Прошло часа два времени. Тот же монах все еще стоял в том же самом положении у могилы батюшки.

Удивительно при этом, говорит тот же наблюдатель, что в обоих монастырях (Оптинском и Шамординском) скорбь о батюшке, хотя и глубока и искренна, но вместе с тем светла и не безнадежна.

С самым близким к батюшке лицом можно говорить о нем. Все спокойны, сдержанны и делают свое дело. Только иногда как-то с болью передернется лицо монаха, или застанешь его в тяжелой задумчивости. А иногда, среди разговоров о старце, кто-нибудь вдруг тихо промолвит со вздохом: «Эх, батюшка, батюшка!» И столько покорной скорби послышится в этих коротких словах! С кем ни заговоришь о нем, все его любят, все им облагодетельствованы… «Да кого он-то не любил?» - Вот общий, единодушный голос.

Кстати, приведем здесь отрывок из стихотворения, посвященного памяти почившего старца, одной из монахинь Шамординской обители:

Почил наш старец! Смолкло слово!
Угас светильник на земле!
Погас, чтоб возгореться снова
В далекой горней стороне…

Сложил тяжелое он бремя
Великих пастырских трудов,
Настало радостное время -
Свобода от земных оков…

………………………………………
О, горе нам! Как одиноко,
Как мрачно стало на земле!..
………………………………………

Кто в усыпленьи нас пробудит?
В смятеньи кротко утишит?
Мысль непокорную осудит,
А покаянную простит?..

Но верим мы: ты не оставишь,
Ты не покинешь до конца,
И души чад своих представишь
Престолу Вечного Отца!..

Не твой ли голос раздается
В душе покинутых детей?
Теперь призывом он несется
Из горней родины своей…

Не то же ль бдительное око
Нас зрит с твердыни голубой,
Что проникало здесь глубоко
В изгибы совести больной…

Так закончилось земное странствование приснопамятного оптинского старца, о. иеросхимонаха Амвросия! Закончилось земное странствование, но не закончилась, а только началась его истинная, вечная и, веруем, блаженная жизнь на Небе.