Преподобный Амвросий (СИ)

«Раз, - продолжает она свой рассказ, - вернувшись с большого бала перед самым утром (это было в начале зимы 1884 года, ровно за два года перед тем, как мне попасть к батюшке) с пустотою в сердце, а тяжестью в голове, как это всегда бывает при подобных развлечениях, почти не помолившись Богу, я бросилась, утомленная, в постель и тотчас же забылась. И вот вижу в легком сне: очутилась я в дремучем вековом лесу, - в таком, какой мне приходилось видеть только в панорамах. Шла я одна по утоптанной дорожке, которая скоро привела меня к какому-то строению, и я очутилась пред небольшими св. воротами с изображением по сторонам св. угодников. Ворота были отворены, и я вошла в прекрасный сад. Шла я прямо по усыпанной песком дорожке. С обеих сторон были цветы. Скоро дорожка эта привела меня к небольшой деревянной церкви. Вошла я по ступенькам на паперть. Железная, окрашенная зеленой краской, дверь церкви была изнутри заперта. Когда я подошла к ней, кто-то отодвинул изнутри железный засов и отворил мне дверь. Я увидала пред собою высокого роста старца с обнаженной головой, в мантии и епитрахили. Он крепко взял меня за правую руку, ввел в церковь, круто повернул направо к стене, поставил меня пред иконою Божией Матери (Феодоровской, как я после узнала), коротко и строго сказал: „Молись“. Я и во сне, помню, поражена была наружностью старца и спросила его: „Кто вы, батюшка?“ Он мне ответил: „Я - оптинский старец Амвросий“. И, оставив меня одну, он вышел в противоположную дверь церкви. Оставшись одна и помолившись пред иконою Царицы Небесной, пред которой меня поставил старец, я взглянула налево от себя и увидала гробницу или плащаницу. (Действительно, тут и лежит плащаница круглый год, кроме Великого пятка и субботы.) Я подошла к ней, помолилась, потом посмотрела назад на всю церковь. Это был чудный маленький храм с розовой завесой на Царских дверях, весь залитый как бы солнечным светом. И, странно, я очутилась вдруг посреди него в белой рубашке с распущенными волосами и босая и так молилась и плакала, как никогда наяву. Вслед за тем я проснулась. Вся подушка моя была залита слезами. Странный, небывалый сон произвел на меня глубокое впечатление и заставил меня задуматься. Мысль же поехать или обратиться к старцу письменно не пришла мне тогда в голову. Но виденный мною сон не выходил и не изглаждался из моей памяти.

Прошло еще два года телесных страданий мужа и моих душевных мук. Но вот Господь восхотел еще испытать до конца нас, для нашего вразумления. Заболел тифом мой муж. Болезнь осложнилась. Неизвестно отчего заболела у него нога, в верхней части которой сделалась опухоль с острой болью по временам, особенно по ночам, которые больной проводил без сна, мечась от боли из стороны в сторону. Притом нога все больше пухла и рдела. Почему-то решили наложить бинт на всю ногу. Был приглашен для этого хирург. При осматривании ноги этот последний определил внутри нее нарыв и нашел, что нога полна гноя. Сделан был разрез в три вершка, и выпущена материя. Больной получил облегчение, но далеко не выздоровление. Через несколько дней начались опять те же страдания. Нога опять пухла. Пришлось в другом месте сделать прокол. Потом опять и опять прокалывали несколько раз. И ранки, выделив материю, затягивались. Дошло до того, что невозможно было дальше делать проколов. Все ранки, несмотря на тщательный уход, загнаивались. Больной лежал на спине три месяца сряду. Нога была как бревно. Нервы были так чувствительны, что прикосновение белья причиняло ему боль.

Опухоль ноги шла все выше и выше. Я не выдержала и опять послала за доктором. Но тот, осмотревши ногу, отнял у меня уже всякую надежду на выздоровление больного.

Вот тут-то мысль обратиться к молитвам великого старца в первый раз пришла мне в голову, что я тогда немедля и исполнила. Я написала одной моей родственнице, духовной дочери старца, гостившей в то время в Оптиной, письмо с подробным описанием состояния больного мужа, прося ее передать все батюшке и попросить его св. молитв.