Преподобный Серафим Саровский

Обитель стояла далеко от больших дорог и проездных путей; долог и труден был путь к ней через дремучие леса. Перед ними среди монастырского двора высился огромный пятикупольный главный храм обители, в честь Успения Божией Матери, только год тому назад отстроенный при игумене Ефреме. Видом своим он весьма напоминал далекую церковь Успенской Киевской Лавры.

Недавно еще поставленный игумен, о. Пахомий, соборно совершал торжественное праздничное богослужение. Все исполнялось чинно и по Уставу: настоятель был строг в соблюдении церковных и монастырских порядков. Радовалась душа Прохора.

На другой день саровский настоятель о. Пахомий с радостью встретил своих земляков — курских паломников. Особенное внимание обратил о. Пахомий на Прохора, родителей которого он хорошо знал еще по Курску. Прозревая в нем великий дух будущего подвижника, он передал его для духовного руководства в опытные руки ближайшего своего сотрудника и друга, мудрого и любвеобильного казначея о. Иосифа; от него Прохор принял и первое свое послушание — келейника.

Скоро новоначального Прохора, как и всех других насельников монастыря, стали проводить по разным, более трудным физически, послушаниям: он был и в хлебной, и в просфорне, и в столярной. В столярне нес он послушание несколько лет, вырезая кипарисные кресты и делая кресты для могил. Усердие его было так велико и умение настолько искусно, что за ним установилось название «Прохора-столяра». Затем исполнял обязанности будильщика монахов, церковного пономаря; был и на клиросе, ходил на общие послушания — рубку леса, пилку дров.

Сам преподобный Серафим, вспоминая свои молодые годы, говорил: «Вот и я, как поступил в монастырь-то... на клиросе тоже был, и какой веселый-то был... бывало, как ни приду на клирос-то, братья устанут, ну и уныние нападает на них, и поют-то уж не так, а иные и вовсе не придут. Все соберутся, я и веселю их, они и усталости не чувствуют... ведь веселость не грех... она отгоняет усталость, да от усталости ведь уныние бывает, и хуже его нет, оно все приводит с собою...»

О том, как проходила его внутренняя жизнь в данный новоначальный период, когда закладываются главные основы монашеского воспитания, нам известно немного. В основном это внешние проявления той внутренней жизни, которой жил молодой послушник.

В определенные часы он был в церкви на богослужении и правилах. Подражая старцу Пахомию, он являлся как можно раньше на церковные молитвы, выстаивал неподвижно все богослужение, как бы продолжительно оно ни было, и никогда не выходил прежде совершенного окончания службы. Сам он впоследствии, исходя из своего опыта, давал новоначальным послушникам такой совет: «В церкви на молитве стоять полезно с закрытыми очами, с внутренним вниманием; открывать же очи — разве тогда, когда уныешь, или сон будет отягощать тебя и склонять к дреманию; тогда очи должно обращать на образ и на горящую пред ним свещу».

Что касается подвигов, то в первое время своего монашества он, хотя держал себя в общем непрестанном и строгом воздержании, но не выходил из меры. И других учил потом так же по общему святоотеческому наставлению о «царском» пути: «Выше меры подвигов принимать не должно; а стараться, чтобы друг — плоть наша — был верен и способен к творению добродетелей. Надобно идти средним путем». Уже в то время будущий преподобный понял, что особое внимание следует уделять хранению мира душевного.

В то время главным подвигом послушника Прохора было чтение. Этот подвиг он называл «бдением». Евангелие и послания Апостолов он читал пред иконами и непременно стоя, в молитвенном положении. Как он сам говорил впоследствии: «От сего чтения бывает просвещение в разуме, который изменяется изменением Божественным». Кроме того, он постоянно читал жития святых и святоотеческую литературу: творения святого Василия Великого, преподобных Макария Египетского, Иоанна Лествичника, «Маргарит», Добротолюбие, и другие.

По словам одного из агиографов преподобного Серафима, В. Н. Ильина, «острая, исключительная память и неустанное прилежание помогли ему овладеть Священным Писанием, святоотеческой житийной литературой и аскетической в небывалых размерах. Про него можно сказать, что он был как бы упитан святой письменностью».

Какова была борьба у Прохора с плотскими движениями? В своих наставлениях он говорит: «Человеку в младых летах можно ли гореть и не возмущаться от плотских помыслов?!» Следовательно, не свободен и он был от этих приражений естества. Но эти страсти не имели в нем материала: чистый от юности, он без труда преодолевал находящие на него помыслы; и даже обращал эти искушения вражии в поводы к добру тем, что противился им: «В этих нападениях, — учил он, — тотчас же нужно обращаться с молитвою к Господу Богу, да потухнет искра порочных страстей при самом начале. Тогда не усилится в человеке пламень страстей».