Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание

Описания экстаза очень часто встречаются в агиографической литературе [1383]. Жизнеописатель Антония Великого сообщает, что тот»однажды, сидя и занимаясь рукоделием, впал как бы в экстаз»(ώσπερ εν έκστάσει γέγονε) [1384]; в другой раз, во время молитвы девятого часа, он»ощутил в себе, что восхищен разумом»(fio–θετο εαυτόν αρπαγέντα τη διάνοια) [1385]. Об авве Виссарионе (IV век) сообщается, что он сорок дней пребыл в состоянии экстаза [1386]. Авву Силуана многократно заставали в состоянии экстаза [1387]. Авва Пимен в состоянии исступления, как передают, был на том месте, где»при Кресте стояла Богоматерь Мария и плакала» [1388]. Об авве Исидоре говорится, что его охватывало состояние изумления во время общей трапезы [1389]. В некоторых агиографических памятниках упоминания об экстазе встречаются столь часто, что почти все положительные персонажи повествования постоянно впадают в это состояние; например, в»Житии св. Симеона Столпника»упоминается более пятнадцати случаев экстаза: самого Симеона [1390], его матери, Марфы [1391], архимандрита Иоанна [1392], Конона [1393], Феосевии [1394], и целой толпы людей [1395].

Среди византийских богословов Григорий Нисский был, пожалуй, первым, кто обратил особое внимание на; феномен экстаза. У Григория экстатическое состояние часто описывается в таких выражениях, как»трезвое опьянение»,«бодрственный сон»,«головокружение»,«бесстрастная любовь»,«возвышение»,«восхищение»и»устремление вперед»(έπέκτασις). Говоря об экстатических состояниях, Григорий часто использует библейский образ Моисея, восходящего в»Божественный мрак»на гору Синай (Моисей традиционно считается образцом истинного тайнозрителя), а также любовные образы из Песни Песней [1396].

Дионисий Ареопагит, говоря об экстазе, терминологически зависит от неоплатоников в использовании апофатических выражений и от Григория Нисского в своем символизме мрака. В богословии Дионисия экстаз глубоко связан с темой любви к Богу; Дионисий говорит о внезапном восхищении к Богу, при котором исчезает всякое дискурсивное мышление, о единении с Богом, наивысшем созерцании (θεωρία) и сверхразумном»знании»(γνώσις) [1397].

Максиму Исповеднику известны высшие состояния ума, когда он»восхищен Божественным знанием и выходит вне [себя]«[ [1398], восходит к Богу, становится чужд всему [1399] и получает»непрестанное наслаждение Божественной красотой» [1400]. В целом Максим продолжает ареопагитское учение об экстазе, привнося в него некоторые идеи Евагрия: как показывает П. Шервуд, Максим понимает под экстазом осуществление в человеке образа и подобия Божиих, а также всецелое единение человека с Богом, являющееся плодом преображения человека Божественной благодатью и равнозначное обожению [1401].

Об экстатических состояниях часто говорит автор»Духовных бесед». Вот одно из его описаний экстаза: