Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание

Слыша, что когда такой‑то снятый пришел в созерцание Бога, то восхитился ум его, и он столько и столько дней и ночей провел, совершенно не помня ничего земного… они не понимают… что такое восхищение ума (ή αρπαγή αυτή νοός) свойственно не совершенным, но новоначальным… Мало помалу [происходит] преуспеяние души, которая приобретает привычку к видению умного света: она отходит от великого изумления (της πολλής εκπλήξεως έξίσταται), познавая, что есть нечто более совершенное и высокое, чем это состояние и видение… Пребыв долгое время в этом, [человек] считает это обычным… и всегда пребывающим с ним… С тех пор он пребывает во свете, или, скорее, со светом, и уже не в экстазе находится, но и самого себя, и то, что окружает его, и ближних своих видит..[1420]

Можно сказать, что, согласно Симеону, есть две стадии экстаза: импульсивный, восторженный экстаз новоначальных и непрестанный экстаз совершенных. Последний есть созерцание Божественного света без собственно»экстатических»признаков — потери самосознания, выхода из тела и пр. Первый вид экстаза по мере преуспеяния человека на пути подвижничества должен постепенно уступать место второму.

К этой идее Симеон, вероятно, пришел благодаря особенностям его собственного мистического развития — от драматичных и редких экстазов в юности [1421] к более частым, но, возможно, менее эмоционально окрашенным видениям и откровениям в зрелости. Никита, который знал Симеона в последние годы его жизни, говорит о»привычных»для него созерцаниях и озарениях (των συνήθων θεωριών και έλλάμψεων) [1422]. Мистический опыт Симеона был исключительным даже по сравнению с другими великими представителями восточно–христианской Традиции. То, о чем Павел упоминает как о событии четырнадцатилетней давности и чем»хвалится»четырнадцать лет спустя (ср. 2 Кор. 12:2–4), Симеон испытывал многократно, чтобы не сказать — регулярно. А достижения великих святых, вызывавшие удивление агиографов, Симеон считал свойственными новоначальным.

5. Бесстрастие

Тема бесстрастия проходит через все творчество Симеона. Что подразумевает термин απάθεια («бесстрастие») в контексте его духовного учения и святоотеческого Предания в целом?

Этот термин берет начало в древнегреческой философии, где он означал безучастность, бесчувствие, свободу от страданий, в противоположность πάθος («страсти»,«страданию») [1423]. В стоицизме термин отражал идеал бесстрастности, покоя, отсутствия эмоций, что считалось качествами истинного σοφός («мудреца») [1424]. Плотин рассматривал απάθεια как отрешенность от всего чувственного, отречение от родных и друзей, освобождение от всех эмоций и желаний, от самого мышления [1425]; ум должен быть бесстрастным, чтобы обладать способностью проникать в область мысленного [1426].

Стоические корни термина απάθεια можно различить и у христианских авторов [1427]. В частности, Климент Александрийский говорит об απάθεια как о равнодушии и отрешенности, которые требуются от истинного гностика (γνωστικός — эквивалент стоического σοφός) [1428]. Максим Исповедник различает четыре степени απάθεια: 1) недвижность тела на греховные дела; 2) полное отвержение душой всякой страстной мысли; 3) полная невозмутимость желательной части души (επιθυμία) и неподвластность ее страстям; 4) полное отвержение всякого чувственного образа страстей [1429]. Все четыре степени определяются в отрицательных выражениях.