Он снова встал у начинающего синеть предрассветного окна, закурил, направил дым в форточку. Октябрьское небо на горизонте уже отсвечивало легким неприятно–розовым холодным сиянием, потянуло в форточку и ранней, по–особому стылой утренней неприютностью. Он любил ложиться спать именно в такие вот утра, когда голова трещит от долгой вечерне–ночной работы, когда в себе ощущаешь легкую и звенящую, восхитительно–приятную пустоту от выброшенных в компьютерную память эмоций, когда можно постоять вот так у окна, покурить и ощутить необыкновенное удовольствие от ночного своего полета–провала, от написанного в этом полете–провале текста. А сегодня вот полночи потерять пришлось – и все из–за этой девчонки… Как она его, девчонка эта, хорошо поддела – от жены, мол, удрал. Ну и удрал, и что? И не от жены, а от Марины. И не удрал, а дал ей время от него отвыкнуть – не выгонять же ее на улицу вместе с многочисленными коробками да баночками…
Саша опять поморщился досадливо, зябко передернул плечами от ворвавшегося в форточку стылого воздуха. Сняв очки, потер лицо твердыми ладонями и шагнул к покрытой клетчатым стареньким пледом тахте, на ходу расстегивая рубашку : спать, спать, как ему хочется спать…
Проснулся он поздно, от деликатного, едва слышного стука в дверь. Комнату вовсю уже заливало обеденное солнце, через неплотно прикрытую дверь из коридора доносился уютный домашний запах жарящегося на подсолнечном масле лука. Саша соскочил с дивана, накинув на ходу халат, распахнул дверь.
— Доброе утро, - улыбнулась ему по–свойски Василиса. – Я тебя разбудила, прошу прощения. Может, ты отобедаешь с нами? Я суп вкусный сварила. Овощной…
— С удовольствием отобедаю. Страсть как люблю овощной суп, — расплылся в ответной улыбке Саша. – Спасибо за приглашение, Василиса. Сейчас только умоюсь–оденусь…
— Саша, а можно мне задать вам нескромный вопрос? — извиняющимся и в то же время каким–то очень доброжелательным голосом спросила Ольга Андреевна, когда они втроем уселись за стол над дымящимися вкусным паром тарелками с Василисиным супом. – Вы же не станете на меня обижаться, правда? Простите старухе неуемное ее любопытство?
— Я вам заранее прощаю все ваши нескромные вопросы на сто лет вперед, Ольга Андреевна. Готов ответить на любой, слушаю…
— А сколько вам лет, Саша?
— И что, в этом и состоит вся нескромность вопроса, да? – засмеялся Саша так же свойски–доброжелательно. – Мне тридцать семь, Ольга Андреевна. Только вот не знаю, куда эту нескромность приделать – уже тридцать семь, или еще тридцать семь… Как вы думаете?
— Ну, для вас с Василисой это «уже», конечно. А для меня так просто очень даже «еще»…Только я не к тому интересуюсь вашим возрастом, Саша. Мне просто интересно, как это так случилось, что молодой и здоровый мужчина в расцвете сил нигде не работает, не самоутверждается, никуда не стремится, спит до обеда… Мой сын, знаете ли, в вашем возрасте уже руководил очень большой фирмой, имел свой собственный бизнес и большое влияние в определенных кругах…Нет, вы ничего такого не думайте, я вас нисколько не осуждаю, мне просто интересно, и все…
— Да я понимаю ваше удивление, Ольга Андреевна, и интерес тоже понимаю. Не извиняйтесь. Давайте сойдемся на том, что я живу так, как мне хочется, и все. Как мне нравится. Просто у меня нет тяги к самоутверждению извне, она у меня вся вовнутрь дифференцировалась, понимаете? Вот я и живу изнутри самого себя, и работаю там же, и самоутверждаюсь там же…
— Но это же плохо, Саша, это же неправильно! Так не должно быть!
— А почему, Ольга Андреевна? То же самое будет, если я скажу вам, что быть брюнеткой, например, плохо и неправильно. Надо непременно быть блондинкой…
— Ну, в чем–то вы и правы, конечно. А только как можно работать внутри себя, например? Работа, она ж предполагает сообщество какое–то, совместную цель, так сказать, достижение результатов… Ну, если не брать в расчет ваших хождений в народ для ремонта всякой бытовухи, конечно.
— Хм… А чем вам, собственно, не нравится ремонт бытовухи? Очень даже общественно–полезная деятельность, между прочим. Тут вам и сообщество, и совместные цели, и результаты – все в одном флаконе собрано! - сверкая сквозь стекла очков умными и добрыми глазами, весело парировал Ольге Андреевне Саша, чем немного злил ее, конечно. Совсем другого разговора хотела Ольга Андреевна – разговора старшего, умудренного тонкостями жизни поколения с глупым, заблудившимся в жизни поколением младшим… Прочувствовав в следующий миг эту ее легкую маленькую злость, он проговорил уже более душевно–примирительно:
— В моей жизни и в самом деле все в порядке, Ольга Андреевна. На свой хлеб я зарабатываю сам, а в свободное время романы пишу в свое удовольствие. Мне нравится…
— Ну, это мы уже поняли. И что, напечатанные есть? – с интересом спросила Василиса
— Нет. Напечатанных нет. Но это мне и не важно. Я сам придумываю другую жизнь, понимаете? И в процессе этого счастлив…
— А почитать можно?
— Что?
— Ну, роман какой–нибудь. Жизнь эту твою придуманную…