Прерия

– Как же, как же, помню! – отозвался доктор, на которого жалоба старика, видимо, не произвела впечатления. – Как же, как же! – Он дружески протянул руку Полю. – Это была очень плодотворная неделя, как покажут когда-нибудь мой гербарий и каталоги. Да, молодой человек, я помню вас отлично. Ваша характеристика: класс – млекопитающее, отряд – приматы, род и вид – пошо, разновидность – кентуккийский. – Натуралист умолк, чтоб улыбнуться собственной шутке, и продолжал:

– После того как мы расстались, я совершил далекое путешествие, ради которого вступил в компактум, или соглашение, с неким Ишмаэлом…

– Бушем! – перебил Поль, нетерпеливый и опрометчивый. – Ей-богу, траппер, это же тот самый кровопускатель, о котором мне рассказывала Эллен!

– Значит, Нелли не умела отдать мне должное, – поправил доктор, – ибо я не принадлежу к флеботомической школе и предпочтительней прибегаю к средствам очищения крови там, где другие спешат отворять кровь.

– Я просто оговорился, приятель. Нелли назвала вас искусным врачом.

– Если так, она преувеличила мои заслуги, – скромно сказал доктор Батциус и поклонился. – Все-таки Эллен славная, добрая девушка – и умная к тому же. Да, да, я всегда находил Нелли Уэйд очень доброй и милой девушкой!

– Вот как, черт возьми! Находили! – закричал Поль, отбросив наконец кусок, который обсасывал, потому что никак не мог оторваться от вкусного блюда, и уставив свирепый взгляд прямо в рот ничего не подозревавшего доктора. – Кажется, любезный, вы хотите и Эллен запихнуть в свою сумку?

– За все сокровища растительного и животного мира я не тронул бы и волоска на ее голове! Дорогая малютка! Я к ней питаю то чувство, которое можно назвать «амор натуралис» или, вернее, «патернус», что значит «отцовская любовь».

– Так… Это еще куда ни шло при такой разнице в годах, – холодно заметил Поль и опять потянулся за отброшенным куском. – А то вы были бы точно старый трутень в одном улье с молодыми пчелками.

– Да, он говорит разумно, потому что подсмотрел это в природе, – заметил траппер. – Но, друг, ты упомянул, что живешь у некоего Ишмаэла Буша?

– Именно. В силу нашего компактума…

– Кто такие компакты, я не знаю и не могу судить о них, а сиу – этих я видел своими глазами, как они ворвались в ваш лагерь и угнали скот; не оставили бедняге, которого ты зовешь Ишмаэлом, ни лошади, ни коровы – ни одной скотины.

– За исключением Азинуса, – пробурчал доктор, который в это время расправлялся со своею порцией буйволова горба, забыв и думать о том, существует ли таковой по данным науки. – Азинус доместикус американус – это все, что у него осталось!

– С радостью слышу, что у него сохранилось их столько, хоть я и не знаю, много ли пользы приносят названные тобой животные; да и неудивительно: я ведь так давно живу вне поселений. Но ты не скажешь мне, друг, какую кладь везет переселенец под белым холстом? Он так ее стережет! Готов зубами грызться за нее, точно волк за оставленную охотником тушу.

– Вы об этом слышали? – закричал доктор и от удивления уронил поднесенный ко рту кусок.

– Нет, я ничего не слышал, но я видел холст, а когда я захотел узнать, что за ним укрыто, меня за эту вину чуть не загрызли!

– Чуть не загрызли? Значит, животное плотоядное! Для Ursus horridus оно слишком тихое; будь это Саnis latrans32, его выдал бы голос. Впрочем, нет: если бы он принадлежал к роду verae33, Нелли Уэйд не могла бы так безбоязненно входить к нему. Почтенный охотник! Одинокий зверь, запираемый на день в повозке, а на ночь – в палатке, больше смущает мой ум, чем весь прочий список quadrupedium, и по весьма простой причине: я не могу дознаться, как его классифицировать.

– Вы думаете, это хищник?

– Я знаю, что это квадрупедиум; опасность же, которой вы подверглись, указывает на то, что это плотоядное.

Пока шло это сбивчивое объяснение, Поль Ховер сидел молчаливый и задумчивый и с глубоким вниманием поочередно поглядывал на каждого из них. Но что-то в тоне доктора вдруг его взволновало. Тот едва успел договорить свое утверждение, как молодой человек выпалил вопрос:

– Скажите, друг, что значит «квадрупедиум»?

– Каприз природы, в коем она меньше, чем во всем другом, проявила свою бесконечную мудрость. Если бы одну пару конечностей можно было заменить парой вращающихся рычагов – в согласии с усовершенствованием, которое имеется в моем новом отряде фалангакрура (в просторечии – рычагоногие), несомненно, вся конструкция сильно выиграла бы в гармоничности и жизнеспособности. Но, поскольку квадрупедиум сформирован таким, как есть, я зову его капризом природы. Да, ничем иным, как капризом природы.

– Знаешь, любезный, мы в Кентукки не мастаки по части книжных слов. «Каприз природы» для нас так же невразумительно, как квадрупедиумы.

– Квадрупедиум означает «животное о четырех ногах» – то есть «зверь».

– Зверь! Так вы полагаете, что Ишмаэл Буш возит за собою зверя в клетке?