Удивление зрителей и самого странного предмета их изумления было взаимно. Если тетоны смотрели на таинственные атрибуты медика с ужасом и волнением, то и доктор оглядывался вокруг со смешанными чувствами, из которых страх играл немаловажную роль. Повсюду, куда он ни обращал глаза, обладавшие в данную минуту свойством представлять все в увеличенном виде, они останавливались на темных, диких, угрюмых лицах без проблеска сочувствия или сожаления. Наконец, его блуждающий взор упал на серьезное, задумчивое лицо Траппера. Старик стоял немного в стороне, опираясь на свое ружье, которое ему позволили взять, как признанному другу, и, очевидно, размышлял о событиях, которые должны были последовать за совещанием, обставленным столькими важными церемониями. Гектор лежал у его ног.
— Достопочтенный охотник, или Траппер, — сказал безутешный Обед, — весьма рад снова встретиться с вами. Боюсь, что драгоценное время, данное мне для окончания огромного труда, близится к преждевременному концу. И я охотно открыл бы мою душу и мысли человеку, если не адепту науки, то, по крайней мере, имеющему некоторые знания, даваемые цивилизацией даже последним из ее детей. Без сомнения, ученые общества всего света будут ревностно собирать сведения о моей судьбе. Может быть, в эти местности будут даже посланы экспедиции для разъяснения всяких сомнений насчет такого важного вопроса. Я считаю себя счастливым, что здесь присутствует человек, говорящий на языке моей родины, который может сохранить воспоминания о моем конце. Вы скажите им, что проведя славную жизнь, я умер мучеником науки и жертвой тьмы невежества. Так как я рассчитываю, что буду особенно покоен и предан отвлеченным мыслям в последние минуты моей жизни, то, если вы прибавите несколько подробностей, с которыми я встретил смерть, это может поощрять будущих претендентов на такие же почести, и наверное, никого не обидит. А теперь, друг Траппер, из долга и делая уступку человеческой природе, я закончу вопросом: всякая ли надежда потеряна для меня, или существует какая ни есть возможность вырвать из невежественных рук столько ценных знаний и сохранить их для страниц естественной истории?
Старик внимательно выслушал эту грустную мольбу. По-видимому, он обдумал этот важный вопрос со всех сторон, прежде чем решился ответить на него.
— Я полагаю, друг доктор, — серьезно проговорил он, — что шансы на жизнь и на смерть зависят от степени индейского коварства. Что касается меня, то я не вижу в этом в конце концов разницы, так как, кроме вас самих, никому особенно не важно, живы вы или умерли.
— Неужели вы считаете разрушение краеугольного камня в фундаменте здания науки безразличным для современников или потомства? — прервал его Обед. — К тому же, мой престарелый товарищ, — с упреком прибавил он, — интерес человека к своему существованию далеко не шуточное дело, хоть он и может заслоняться более общими и филантропическими чувствами.
— Я бы сказал, — продолжал Траппер, — что для всех есть только одно рождение и одна смерть, будь это собака или олень, краснокожий или белый. Но я не скажу, что не следует делать кое-что, чтобы отдалить последнюю минуту, по крайней мере, хоть на несколько времени, и поэтому вопрос, который каждый обязан предложить своей собственной мудрости: как далеко он пойдет и сколько страданий согласен он вынести, чтобы удлинить и без того, может быть, слишком долгое время жизни. Много страшных зим и знойных лет прошло с тех пор, как я бросался и вправо, и влево, чтобы прибавить час к жизни, которая и без того перешла за восемьдесят лет. А теперь… Я так же готов ответить на призыв, как солдат на вечерней перекличке. По моему мнению, если ваши дела предоставлены на добрую волю индейцев, то политика великого сиу приведет его народ к тому, что он принесет в жертву всех нас: не очень-то я рассчитываю на выказываемую им любовь ко мне. Поэтому вся суть в том, готовы ли вы к такому путешествию в благословенные прерии владыки жизни, как говорят индейцы?
Обед с отчаянием взглянул на спокойное лицо старика, давшего такой неутешительный ответ на его вопрос. Он откашлялся, стараясь скрыть отчаянный страх, овладевший всем его существом, под гордостью, чувством, редко покидающим бедную человеческую душу даже в самых безвыходных случаях жизни.
— Я думаю, достопочтенный охотник, — ответил он, — что, рассматривая вопрос со всех сторон, нужно заключить: я не готов к такому поспешному отправлению, и поэтому следует прибегнуть к мерам предосторожности.
— В таком случае, — решительно проговорил Траппер, — я буду поступать относительно вас так, как поступил бы относительно самого себя.
С этими словами старик снова стал в круг и застыл, обдумывая дальнейший ход действий.
Глава XXIV