Прерия

— Тс! Тс! — сказал Траппер, стоявший несколько поодаль. — Предоставьте все природе, предоставьте действовать молодому человеку.

— Я дала слово, — продолжала Эллен, сильно взволнованная, — что никогда не допущу, чтобы узнали, кто живет в палатке, и не помогу бежать тому, кто находится в ней. Мы обе, может быть, обязаны жизнью этому обещанию. Правда, вы открыли эту тайну, но помимо меня. И я не знаю, сумела ли бы я оправдаться в своих собственных глазах даже в том случае, если бы я оставалась нейтральной в то время, когда вы собираетесь напасть на жилище дяди таким враждебным образом!

— Я могу доказать, не опасаясь возражений, — заметил естествоиспытатель, — и опираюсь на авторитет Пейлея, Берклея и даже бессмертного Бинкершека, что договор, заключенный, когда одна из сторон — все равно, государство или отдельная личность — находится в состоянии принуждения…

— Вы только рассердите ее этими словами, — сказал осторожный Траппер. — Если же вы предоставите этому молодому человеку говорить сообразно голосу природы, он кончит тем, что приручит ее, как молодую лань. Ах! Вы похожи на меня! Вы также не знаете, сколько тайной доброты может быть скрыто в человеческой душе.

— Разве это единственное обещание, данное вами, Эллен? — спросил Поль тоном, который звучал печально и с упреком в устах обыкновенно легкомысленного и веселого охотника за пчелами. — Разве вы не давали другого? Неужели все ваши слова, обращенные к Измаилу, — мед в ваших устах, а все остальные ваши обещания — соты, из которых вынули мед.

Бледность, покрывавшая обыкновенно румяное лицо Эллен, сменилась таким ярким румянцем, что его можно было разглядеть даже на таком расстоянии. Одно мгновение девушка поколебалась, как будто сдерживая Движение досады, потом ответила с присущей ей энергией:

— Не знаю, по какому праву можно меня расспрашивать об обещаниях, касающихся только той, которая дала их, — если она действительно давала обещания, вроде тех, на которые вы намекаете. Я не стану больше разговаривать с человеком, который так много думает о себе и слушается только своих личных чувств.

— Ну. старый Траппер, слышали вы? — сказал простой, откровенный охотник за пчелами, внезапно оборачиваясь к своему старому другу. — Самое жалкое насекомое, набрав ношу, отправляется честно и прямо в свое гнездо или в улей, смотря по породе, но пути женского ума так же спутаны, как узловатые ветки дерева, и более извилисты, чем течение вод Миссисипи.

— Ну, ну, дочь моя, — сказал Траппер примирительным тоном, защищая Поля, — вспомните, что молодежь горяча и безрассудна; но обещание всегда остается обещанием и нельзя его сбрасывать и забывать, как это делают буйволы со своими рогами и копытами.

— Благодарю, что вы мне напоминаете о моей клятве, — сказала Эллен, кусая в гневе свои хорошенькие губки, — без этого, я, пожалуй, забыла бы о ней.

— А, природа женщины просыпается в ней, — сказал старик, покачивая головой: очевидно, он не был доволен результатом разговора; — но она проявляется не так, как следует!

— Эллен! — крикнул Миддльтон, до сих пор внимательно прислушивавшийся к разговору. — Так как вы носите имя Эллен…

— К нему часто прибавлялось и другое, — сказала Эллен. — Иногда мне дают имя моего отца.

— Называйте ее Нелли Уэд, — сказал Поль, — это ее законное имя, и я согласен, чтобы она всегда носила его.

— Итак, я прибавляю — Уэд, — продолжал Миддльтон. — Вы должны сознаться, что, хотя я и не связан никакими обещаниями, но я умел, по крайней мере, уважать слово других. Вы сами — свидетельница, что я удержался и не крикнул ни разу, хотя уверен, что мой крик долетел бы до ушей, которые с восторгом услыхали бы его. Позвольте мне одному подняться на утес и обещаю вам щедро вознаградить вашего родственника за все убытки, которые он может понести.

Эллен колебалась, но, заметив Поля, который, гордо опираясь на ружье, насвистывал с самым равнодушным видом какую-то морскую песенку, приняла снова свой решительный вид.

— Охрана этого утеса поручена мне на время отсутствия моего дяди, — ответила она, — и я буду защищать его от всякого нападения, пока дядя не вернется.

— Мы теряем минуты, которые никогда не возвратятся, и упускаем удобный случай, который, может быть, никогда более не представится нам, — серьезно проговорил молодой военный. — Солнце уже начнет садиться, и через несколько минут скваттер может вернуться со своими дикими сыновьями.

Доктор Баттиус с беспокойством оглянулся вокруг.

— Совершенство всегда достигается в зрелости, — заговорил он, — как в животном царстве, так и в духовном мире. Размышление — мать благоразумия, а благоразумие — мать успеха. Мой совет — удалиться на приличное расстояние от этой недоступной позиции, составить совещание о том, как устроить правильную осаду этой местности и обсудить вопрос, не следует ли отложить наши операции до тех пор, когда можно будет добыть помощников из обитаемых стран и таким образом оградить достоинство закоа от опасности поражения.