Прерванная юность (СИ)

время проживать, когда бездельничаешь. Нужно узнать в ближайшем селе, что слыхать на свете. Пожалуй, когда совсем развиднеется, сам и отправлюсь. Впереди, кажись, деревня Заря недалече, а речка, что по закраине луга змеится, помнится, Ладомирка называется.

- Ефим! Дай, я сбегаю туда! У меня родной брат живет там. Два года не виделись! - Елена с мольбой смотрела на пастуха.

- Брат, говоришь? Я его последний раз пацаном видел, поди, мужиком стал уже. Только, немец кругом, не забоишься, если, не дай Бог, повстречаешь супостатов?

- Волков бояться - в лес не ходить! Я Дуньку с собой возьму, она наша родственница. Все достовернее будет. Шли брата проведать, а тут чужое войско налетело, вот, мы со страха в лесу переждали и дальше направились.

- Ишь ты, разведчик какой выискался! - Ефим колебался: отпускать ли девчонку. - А что скажет Дуняша на это?

- Чем комаров в лесу кормить, я лучше с Леной пойду в деревню. Она у нас боевая, если что, не опешит, придумает что-нибудь.

- Ладно, отправляйтесь. Только, если что, сигайте в лес, он всегда выручит.

Две девушки споро шагали по песчаной дороге и весело переговаривались, предвкушая встречу с людьми. Они не думали о том, что идет война, на их земле хозяйничает враг.

Девушки просто шли по своей земле, их молодые ноги не чувствовали усталости и легко отмеряли версты. Елена с Дуняшей так увлеклись разговорами, что не сразу обратили внимание на шум, который слышался позади. Он с каждой минутой нарастал, заставив девушек обернуться.

- Что это? - испуганно вскрикнула Дуня.

Из-за поворота показалась колонна мотоциклов.

- Немцы! Бежим! - приглушенно крикнула Елена, кинувшись к обочине дороги.

- Мама! - завопила Дуняша и припустила вдоль дороги.

- Куда ты!? В лес беги за мной! - Елена почти скатилась с большака под откос и побежала к лесу. Сердце девушки тяжело бухало в груди, от страха она почти ничего не видела. Когда ворвалась в чащу, то упала в первую подвернувшуюся ямку.

Дуни рядом не было. Сквозь еловые заросли и высокие сосны едва просматривалась проселочная дорога.

"Дуни не видать, рядом спряталась где-нибудь", - подумала девушка. - "Молодец, молчит, не зовет. Сейчас немцы проедут, дальше пойдем".

Елена прислушалась, тарахтенье немецких мотоциклов раздавалось уже напротив, и она уткнулась лицом в землю.

"Сверху виднее, не заметили бы", - успела подумать она прежде, чем шум моторов на большаке не стих.

"Неужели увидели?" - испугалась девушка, не решаясь поднять голову.

Издали послышался чужой гортанный говор, металлический лязг, затем раздались частые выстрелы. Совсем не страшные щелчки, похожие хлесткие удары кнута Ефима. Любопытство победило страх и, когда выстрелы стихли, Елена посмотрела на возвышающийся большак. Немцы стояли спинами к ней и что-то рассматривали на противоположенной стороне от дороги. Они оживленно махали руками и громко разговаривали, показывая вдаль.

Затем послышалась команда, взревели моторы и колесный строй покатился дальше по дороге.

- Что же они там рассматривали? - подумала Елена, поднимаясь на ноги.

- Это Дуняшку заметили, - вдруг осенило девушку. - Вот, глупая! На ту сторону подалась!

Елена заспешила на дорогу, остановилась и, прижимая руку к груди, лихорадочно глядела на лес. Ничего не увидела и тихонько позвала:

- Дуня! Откликнись! Это - я, Лена!

В ответ лишь шумели вершинами на ветру могучие ели и сосны, разноголосо пели в чащобе невидимые птицы.

- Дуняша! Ответь мне! - отчаянно крикнула Елена и, спустившись по откосу с дороги, пошла к лесу.

Дуня лежала на спине метрах в десяти от кромки леса. Она нелепо подогнула левую ногу и молчала, уставившись серыми глазами в безоблачное небо. На красной безрукавке с трудом угадывалась на груди кровь. Слепая пуля угодила прямо в сердце девушки,

когда она обернулась к дороге, не добежав совсем немного до чащи. Дуняша, не охнув, замертво повалилась на землю.

Ефим долго откашливался, выслушав рассказ Елены, которая закидала подружку еловым лапником и побежала назад, к стойбищу. И было не понять: толи недавно выкуренная самокрутка душила пожилого пастуха, толи мужчина скрывал слезы, жалея Дуняшу, которая погибла так глупо, ни за что.

- Войне плевать, кто стоит перед ней: солдат или женщина, старик аль молодой, всех валит на землю, как коса осоку, - сказал, откашлявшись, Ефим.

Дуню похоронили на светлой лесной полянке недалеко от большака. Рядом росла кудрявая береза, которая прикрыла, как шатром, свежий земляной холмик. Ефим вырубил крест и воткнул в землю со словами:

- Спи спокойно, Дуняшка. Извиняй, что не уберег тебя. После войны соорудим памятник, а пока полежи так.

Елена с Варей нарвали полевых цветов и уложили на могилу, тихо плакали. Для них кончилось безмятежная юность. Война ее укоротила, заставила разом повзрослеть девчат.

- Последний раз спою, подружка моя, частушки. Нам не сочинять их теперь с тобой, - сказала, прощаясь.

- Соловейко за рекою Громко песни распевал.

Как пришел фашист поганый, Соловейко замолчал.

Распроклятая Германия, Сгорела бы в огне!

Принесла одни страдания Не забудем и во сне.