Преследование

— Это говорят — «пустыня». Там пасут зимой баранов, лошадей, коз. Там по-волчьи можно нападать и уходить в пески Бетпак-Дала, Муюнкумов, в тугаи Кокуйских болот.

— А как ты их узнаешь, этих Богомбаевых? Оморов если и видел их, то последний…

— Попытаюсь достать их фотографии, товарищ генерал.

— Фотографии?! Самонадеянно, товарищ Исабаев… Вам не кажется?

— Они едва ли не все двенадцать лет после кулацкого восстания проживали в одном месте, у родственницы. Вряд ли молодые парни утерпели, чтоб не сфотографироваться. Хоть единожды…

— И они оставили эту фотографию для вас. Специально, может быть? — Ирония звучала и горько и справедливо.

— Может быть… — я попытался отшутиться. Но про себя оставался уверен — есть фотография и находится в Сарысуйском районе, у родственницы, про которую написано несколько слов в донесении Оморова. Оттуда, от аила, от дома родственницы, надо начинать операцию. Женские уши, если хотели слышать, знают почти все о намерениях братьев. Наше дело — разговорить женщину, будь она почтенной апа или Джез-кемпир, ну, Бабой Ягой.

— Слишком много фантазии, Исабаев, — сказал генерал. — Однако тебе на месте виднее. Вдвоем пойдешь?

— Да, товарищ генерал.

— На костылях попрыгаешь?

— Так спокойнее, товарищ генерал. Да пока мы все разузнаем у родственницы, брошу я костыли!

— Сколько нужно времени, товарищ Исабаев?

— Не знаю…

— Учти, их ищут оперативные сотрудники обеих республик: и ваши, в Киргизии, и в Казахстане. Обе республики будут помогать тебе. Три месяца даю. Ни дня больше. Брать живыми.

— Ясно, товарищ генерал…

— И еще учти — желательно и на заключительном этапе обойтись без стрельбы, без войск, хотя неизвестно, сколько бандитов в шайке Богомбаевых. Слышишь? Постарайтесь без единого выстрела. Телеграмму — подтверждение разговора и приказ о тебе по команде всем райотделам высылаю тотчас. Понял?

— Так точно, товарищ генерал.

— Приступайте, товарищ Исабаев…

Хоть рана огнем горела, но в наркомате я держался: и разговаривая с оперативниками, и на приеме у наркома… Мы еще обговорили ряд деталей, а потом обсудили кандидатуру моего напарника. С собой я решил взять Васю Кабаргина. Невысокого такого, щуплого парня. Павлов сначала не понял: почему Кабаргина? Ему хотелось придать мне кого покрепче. Только я снова свою линию потянул: мол, Вася может сослаться на слабые там легкие и этим объяснить, почему не в армии.

— Нам с ним надо застраховаться от явных подозрений в дезертирстве. Доведись нам встретиться с Богомбаевыми, пусть они думают что угодно, но мы явно не должны походить на здоровых, сильных людей. Кто знает, как им придет в голову нас проверять, коль мы здоровые. Не на грабеж же нам идти, не на разбой.

— Убедил, убедил… — согласился Павлов. — Действуй. Только не зарывайся и помни: от райуполномоченных НКВД до начальников отделений милиции в районах — все будут знать о тебе, о том, что ты выполняешь задание. Не зарывайся… В смысле не отрывайся, но действуй на свой страх и риск. И мне нужно хоть раз в неделю получать о вас с Кабаргиным сведения.

— Последнего обещать не могу, товарищ нарком.

— Однако постарайся…

Да, в наркомате я держался… А вот вышел, добрел до Дубовой рощи, что на пути к дому, вспомнил о плаче вдовы Оморова и скис. Сел на скамейку у памятника героям гражданской войны, и такая тоска меня взяла по моему товарищу, старшему оперуполномоченному, весельчаку и балагуру, душе всякого нашего сборища, вечеринки, по Макэ Оморову…

Горло сдавило, да слез нет. Нет слез, и вздохнуть не могу — перехватило дыхание. Откинулся я на спинку скамьи, в небо смотрю: сквозь корявые сучья дубов видны облачка мелкие, луна их просвечивает насквозь, а самое ее не видно — блеклое пятно за туманом. На землю тени от деревьев не падают, но ветви и стволы, опавшие листья на газонах, будто червленое серебро, — пала изморозь.

Поклялся я сам себе — живыми возьму Богомбаевых. О своей смерти не думал — не существовала она для меня. Пока мы живы, ее нет, а когда приходит она, нет нас.

С Кабаргиным Васей встретился утром. Человек он спокойный, выдержанный, настоящий чекист, потомственный. Выслушал он меня и тоже засомневался в случайной, по сути, находке фотографии Богомбаевых у их родственницы.

— Не потеряем ли мы лишь время? — спросил он меня.

— А как мы иначе узнаем братьев в лицо? — ответил я вопросом на вопрос. — Оморов их, наверное, видел, только не спросишь у него… Выяснить, как они выглядят, в Камышановке? Пожалуй, только насторожишь их. Богомбаевы могут иметь там своего человека. Ведь выдал кто-то им сведения о готовящейся засаде!

— По-моему, Оморов поторопился, — заметил Кабаргин. — Не стоило идти в камыши на засаду. Подход к ним открыт. В тугаи никто не войдет незамеченным. Хотя бы и ночью.

Не согласиться с Васей я не мог. Однако у Оморова могли быть свои причины торопиться. Кто знаег, почему опытный работник так поспешил?

Подумав, Кабаргин согласился со мною:

— То, что мы найдем фотографию, пожалуй, совсем и не случай… Нет в аилах парня, который устоял бы перед искушением сфотографироваться…