Но я не могу. Я подползаю к нему, мои руки лежат на его бедрах, и я прижимаюсь носом к выпуклости в его штанах, мой рот наполняется слюной.
Ребекка
Но моя Омега взяла верх, и она получает то, что хочет. Или, по крайней мере, пытается.
Он снова стаскивает меня с себя, толкая назад, пока я не соскальзываю на пол.
Все болит. Унижение и стыд пронизывают меня, когда мое тело пульсирует, моя киска кричит. Слизь выскальзывает из меня, и его глаза следят за следом, который стекает на пол.
— Пожалуйста, — снова шепчу я, но он просто возвышается надо мной, глядя на меня сверху вниз с отвращением, несмотря на очевидную эрекцию в его штанах.
— Мы уходим, — рычит он. — Одевайся.
Но он не понимает, что если я надену рубашку, мои соски будут кричать от боли, умоляя, чтобы к ним прикоснулись. Я никогда не смогу снова натянуть штаны, так как это только еще больше раззадорит меня.
Он не понимает.
Итак, я
Мои глаза не отрываются от его изумрудных, когда я широко раздвигаю ноги, мои пальцы танцуют по мокрой щели. Его ноздри раздуваются, когда его глаза следят за моими движениями, и я медленно и обдуманно глажу свою щелочку, моя спина выгибается дугой, когда я танцую пальцем по своему клитору.
Где-то в глубине моего сознания Ребекка все еще кричит от ужаса.
Но удовольствие слишком сильное. Мои действия бесстыдны, когда другой рукой я щиплю свой сосок, потягивая и выкручивая, пока я не начинаю хныкать от удовольствия. Он не останавливает меня, издавая тихое “блядь”, пока я играю сама с собой. Его возбуждение наполняет комнату, смешиваясь с моим, и аромат пьянящий и
Я погружаю один палец в свою киску, и мы оба стонем, когда я выгибаю спину, чтобы принять его глубже.
Он не останавливает меня, но и не двигается. Он просто наблюдает, его руки сжаты в кулаки, пока я поднимаюсь все выше и выше. Я сильнее сжимаю свой сосок, шлепая себя по груди, так что она подпрыгивает вверх-вниз для него.
— Используй другой палец, — шипит он, и я стону так громко, что у меня болит горло. Но я подчиняюсь ему, отрывая бедра от пола, чтобы как следует наполнить себя двумя пальцами.
— Альфа, — выдыхаю я, закрывая глаза, когда погружаюсь глубже.
— Сильнее, Омега, — командует он. — Я бы трахнул тебя еще сильнее.
Мой мир рушится.
Ослепительный свет вспыхивает за моими веками, и удовольствие пробегает по позвоночнику. Я откидываю голову назад и стону, судорожно сжимая пальцы, пропитывая себя и пол.
Его руки поднимают меня на кровать, мое тело подпрыгивает, когда я ударяюсь спиной о матрас. Его большое тело лежит на мне, его рот прокладывает дорожку вниз по моей шее, останавливаясь над ключицей, чтобы лизнуть мое горло. Я провожу руками по его волосам, восхищаясь мягкостью темных локонов, когда дергаю за них. Он трется своим одетым членом о мою влажную сердцевину и шипит, когда моя рука проскальзывает между нами, чтобы сжать его.
Он
— Черт, Омега, — шипит он, приближая свой рот к моим сиськам. Он жадно набрасывается на них, облизывая и посасывая с такой интенсивностью, какой я никогда не чувствовала, посылая шок прямо к моему клитору.
Этого не должно было происходить.
Я должна воспользоваться возможностью и убежать от него, оставив дверь в комнату широко открытой.
Вместо этого я восхищаюсь удовольствием, которое он мне доставляет, бесстыдно скуля, когда мое чувствительное тело находится на грани очередного оргазма только от игры сиськами.
И глупая, безрассудная я, я предлагаю ему то, чего он не заслуживает.
— Ребекка, — выдыхаю я. — Зови меня Ребеккой.
ГЛАВА 14
Я теряюсь в ее аромате.
Погружаюсь в видение ее обнаженной, играющей с собой, звуки ее мокрой киски, наполняющие комнату, ее тихие вздохи, когда она получает удовольствие.
Это особый вид пыток, индивидуальный Ад, который я никогда не считал возможным.
Затем она кончает, и мир останавливается. Зрелище такое красивое, такое
Я бросаю ее на кровать, выпуская зверя изнутри.
Ее кожа подслащена ее потом, у меня на языке насыщенный вкус ее цветов.
Она чертовски изысканна.
Мой разум работает на пределе, и я дико лапаю ее, мои пальцы и рот исследуют ее. Я втягиваю сморщенный сосок в рот, дразня и посасывая его языком. Я бесстыдно втираюсь в нее; ее мокрая сердцевина пачкает мои штаны.
— Черт возьми, Омега, — шиплю я, утопая в ее вкусе.
— Ребекка, — выдыхает она. — Зови меня Ребеккой.
Я замираю.
Кажется, я наконец-то сошел с ума, услышав это имя из ее уст.
Но ее глаза такие серьезные, такие стеклянные и полные тоски, что я предпочитаю поверить ее словам.
Она может быть моей Ребеккой, хотя бы на следующие несколько минут.