Преследуемый Зверем Братвы (ЛП)

Иногда я беспокоюсь, что не создан для этого. Физически — да. Уже в тринадцать лет ясно, что я буду даже больше Дмитрия. На самом деле я больше половины взрослых мужчин под командованием Федора. Я не вздрагиваю от боли, когда это необходимо. Я ломал жуликоватых букмекеров, наркоманов, которые задолжали, соперничающих подчиненных Братвы, которые зашли не в тот район. Несколько недель назад я махнул в город на человека с длинной цепью, который обидел одну из шлюх Федора.

Это мне действительно понравилось.

Но сегодня — это шаг вперед. Сегодня у меня в руке настоящий пистолет. С настоящими пулями. А впереди, на складе, есть настоящие мужчины, которые получат эти пули.

Фургон с ревом проезжает мимо заваленной щебнем пустой стоянки. Через единственное окно в задней части фургона я вижу, как другие мальчики моего возраста играют в футбол и смеются.

— Костя.

Я моргаю. Мое внимание возвращается к Дмитрию, сидящему напротив меня.

— Ты со мной, брат?

Я киваю.

— Da, moy brat. — Мой брат.

— Хорошо, — ворчит он. Он наклоняется ближе и, улыбаясь, гладит меня по голове. — Сегодня ты станешь мужчиной, Костя. Не стесняйся. Не думай, что у тебя этого нет. Это есть. Это в тебе, как и во мне. Мы солдаты, Костя. Мы убийцы. И сегодня ты будешь купаться в крови наших врагов, Da?

Я ухмыляюсь.

— Да, черт возьми.

Хотя я не знаю, похож ли я на него. Я хочу быть таким. Я стремлюсь быть. Я крупнее, но Дмитрий-настоящий солдат. Он непоколебим. Когда он идет сражаться или убивать, он как будто полностью отключает свои эмоции. Ни страха, ни жалости, ничего.

С визгом фургон сворачивает за угол и вдруг останавливается. Лицо Дмитрия становится радостным, его глаза сияют темным голодом. Он поднимает винтовку и подмигивает мне.

— Пора взрослеть, Костя.

— Иди! — Федор ревет с переднего сиденья. — Иди!

Дмитрий пинком открывает заднюю часть фургона и выпрыгивает наружу. Я стою прямо за ним, мой пульс стучит в ушах, когда мы приближаемся к входной двери. Дмитрий заскакивает первым, и я на полсекунды позже. Он начинает стрелять первым, и когда я поворачиваюсь, то вижу, как он смеется, осыпая комнату пулями.

Краем глаза я что-то замечаю. Оборачиваясь я вижу человека, несущегося ко мне с пистолетом в руке. Но Дмитрий был прав: никаких колебаний.

Я поднимаю винтовку, смотрю ему прямо в глаза и нажимаю на курок. Вот так, это мое первое убийство.

После этого все становится совсем просто. Я поворачиваюсь, присоединяясь к Дмитрию, когда начинаю стрелять в остальных мужчин, мчащихся на нас. Но через несколько секунд все кончено. Я все еще нажимаю на спусковой крючок, хотя патроны кончились. Дмитрий смеется, сильно хлопает меня по спине и торжествующе кричит.

— Ай, Костя! — смеется он и бьет меня по руке. — Теперь ты мужчина, мой маленький брат. Уже не мальчик, da?

Я поворачиваюсь, оцепенев, и тихо киваю.

— Da.

— Мужчина, Костя, теперь ты убийца.

Настоящее время:

Я двигаюсь, словно тень, пересекая крыши, как призрак. Так было с тех пор, как я начал наблюдать за ней, зная, что она в опасности. Зная, что где-то там есть хищник, охотящийся на нее.

Мужчины, с помощью которых ее брат наблюдает за ней, — просто посмешище. Возможно, они и обученные убийцы из Братвы, но я уже несколько месяцев хожу вокруг них кругами. Я был достаточно близок к некоторым из них, чтобы убить голыми руками, хотя и не убил.

И поэтому я должен следить за ней— оберегать ее, как когда-то она оберегала меня.

Я никогда не хожу по одному и тому же маршруту, когда собираюсь наблюдать за ее квартирой. Я осторожен, я планирую свои действия на четыре хода вперед. Сегодня вечером я припарковался в семи кварталах отсюда и поднялся по пожарной лестнице на крышу другого жилого дома. Оттуда видно крышу продуктового магазина, потом банка, так же середину нового строительного проекта. Оттуда использовав угол наклона строительного крана, я перебрался на офисное здание. А оттуда спрыгнул на крышу напротив нее.

Опасность повсюду. Тени, охотящиеся за ней, вполне могли охотиться за мной. Поэтому я держу свои эмоции под контролем. Я держу себя наготове ко всему. Это те навыки выживания, которые Федор вдалбливал в меня— днем и ночью. Но я оттачивал их в мрачной тюрьме.

Когда я наконец останавливаюсь, то смотрю сквозь темноту на яркие огни ее квартиры. Когда я вижу, как она появляется в поле зрения, мои губы изгибаются в улыбке. Какие бы трудности я ни пережил, через какой бы ад ни прошел— она того стоит.

Я смотрю на своего ангела, стоящего у окна, и все остальное исчезает. Жестокость мира, который подвел меня. Жизнь, которую у меня отняли. Десять долгих лет тюрьмы за два преступления— первое я никогда не совершал, а другое совершу еще миллион раз ради нее.

Через дорогу Нина отворачивается от окна. Она медленно идет в спальню, потом в ванную. Когда она возвращается в свою спальню, я знаю, что она собирается принять душ после ночной тренировки на велотренажере.