Внезапно она резко отворачивается от окна. Хмуря брови, я перевожу взгляд с ее окна на окно в гостиной. Я вижу его и сжимаю челюсти. Моя ярость растет, когда я встаю, рыча. Я оглядываюсь на ее окна, и мое сердце сжимается.
Она дергает бабочек вниз так быстро, как только может. Он идет — я вижу это по страху на ее лице. Мои руки сжимаются в кулаки, когда я ударяю ими по оконной раме. Я чувствую себя беспомощным, словно в клетке.
Он внезапно врывается в ее комнату, сзади нее. Я вижу ее крик и попытку выпихнуть бабочек в окно. Но недостаточно быстро. Он хватает ее и швыряет на пол, а разноцветные бумажные бабочки вылетают через окно, скользя по серому зданию, как конфетти.
Что-то во мне ломается. Я уже не в первый раз вижу, как этот человек бьет ее. Я живу в мире насилия, и злые, пьяные отцы не являются чем-то новым в этом районе. Но по какой-то причине для меня, это переломный момент.
Я мечусь, ярость и месть переполняют мои глаза. Вылетая из своей комнаты, я мчусь через всю квартиру к входной двери. У меня есть полное намерение пойти к ней в дом и убить этого человека.
Но вдруг входная дверь с грохотом распахивается. Дмитрий хмурится на меня, почти отступая от него.
— Ты готов? — спросил я.
Я качаю головой.
— Отойди, Дмитрий. Мне нужно идти.
— Да, на работу, поехали.
Я хмурюсь, а потом вспоминаю. Бля. Работа. Мы задерживаем государственную почтовую отправку с лекалами бланков денежных переводов которые можно подделать, чтобы печатать деньги. Это большое дело — большой куш, к которому нас готовил Федор. И это наш билет из этой дыры.
И все же эта работа должна быть на следующей неделе. Теперь я это вспомнил. Но сейчас мне на все это наплевать. Все, что я знаю, это то, что мужчина причиняет боль моему маленькому ангелочку в квартире через двор. И сейчас я иду туда, чтобы убить его.
— Я не могу.
Дмитрий смотрит на меня.
— Ты что?
— Я не могу… Я… — Я свирепо смотрю на него. — Пожалуйста, отойди.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду? Он рычит на меня, внезапно бросаясь на меня. Он хватает меня за рубашку, разворачивает и прижимает к стене. Я больше его, но все равно почему-то всегда подчиняюсь ему. Как будто он действительно мой старший брат, по крови, а не только потому, что Федор выбрал нас обоих для подготовки в солдаты.
— Ты
— Дмитрий, — рычу я. — Эта девушка…
Он холодно смеется.
— Ты отказываешься от нашего плана ради гребаной девчонки?!
— Все не так, — выплевываю я в ответ. — Это… она в беде. Ей нужна моя помощь.
— Нет, Костя, — шипит он. —
— Он не…
Я отшатываюсь, когда тыльная сторона ладони Дмитрия шлепает меня по губам.
—
Я рычу, ярость кипит во мне. Но Дмитрий крепко держит меня, прижимая к стене.
— Федор-наш отец, Костя. Он — единственный отец, которого мы оба знали. Он вырастил нас. Он дал нам пищу и крышу над головой. Он дал нам воспитание и цель, Костя. — Он свирепо смотрит на меня. — И ты хочешь стереть все это и пренебречь им, когда мы ему нужны, ради гребаной девчонки?!
— Это
— Мне плевать
— Мы уходим, Костя. И мы делаем эту работу.
— Я думал, это следующей неделе.
— Планы изменились. Собирайся, мы уезжаем. — Он опускает пистолет и отворачивается от меня.
— Тогда нам не следует этого делать.
Дмитрий поворачивается и смотрит на меня.
— Что?
— Федор всегда говорит: если в последнюю минуту план изменился, ты уходишь.
— Ты начинаешь меня бесить, Костя. Собирай свое дерьмо, мы это сделаем.
— Дмитрий…
С ревом он снова поворачивается ко мне и направляет пистолет мне в лицо.
—
Я хмурюсь.
—
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть через дверь спальни на окно. На другой конец двора где бабочки исчезли из ее окна.
— Сделай эту работу со мной, Костя. А потом ты сделаешь все, что хочешь. Все, что угодно. Сходи к девушке, которая "не такая". Но ты мне нужен. Ты нужен Федору. Вот чем занимается семья, Костя.
Я поворачиваюсь к нему. И медленно, я киваю, хотя мое сердце разрывается.