Пресс-хата для депутата

Сержанты поволокли меня по коридору и впихнули в какую-то узенькую камеру. Но зато как и обещали, в отдельную. Со всеми удобствами, из которых самыми удобными были деревянные нары. Конечно, я ее сразу узнал. Та же камера с нарами по стенам и маленьким окошком под самым потолком. Именно в ней я мило беседовал с Михал Иванычем, доверчивым угонщиком собственной машины. Правда, сейчас она была пуста.

Этим и воспользовались менты. В том смысле, что ни одного свидетеля не наблюдалось, и можно было вытворять, все что угодно.

Для начала тот, что был повыше ростом и стоял справа, заехал мне кулаком в правое ухо. Меня качнуло влево, где стоял другой сержант, который пошире в плечах. Тот долго не думал и заехал мне кулаком в левое ухо. Меня перебросило на правый фланг. Сержант справа поймал меня в объятия и поставил на ноги.

— Ну, так что ты знаешь про убийство на Лесной улице? — поинтересовался он.

— Ничего…— честно ответил я.

Большего я не мог даже произнести. В моей голове был такой гул, словно мою бедовую головушку, которая ни хрена не помнила из прошлого, положили на наковальню и ударили по ней кувалдой. Причем, деревянной. Или резиновой. То есть удары были тяжелые, но мягкие. Так что голова осталась цела. Только я уже ничего не соображал.

— Ах, ничего! — сказал правый сержант. — На, получай!

И он дал мне по уху снова. Меня отбросило влево. Но я кое-как устоял на ногах.

— Сейчас скажешь, за что убил мужика, — сказал левый сержант и добавил мне кулаком по левому уху. Меня швырнуло вправо.

В том, что я убил мужика, они уже не сомневались. Просто хотели выяснить, за что. Впрочем, их можно понять. За что еще я мог его убить, как не за деньги! А раз так, то надо только выяснить у меня сумму и место, куда я их заныкал. Потом съездить туда и все забрать в качестве вещественного доказательства. Которое пропить. И значит, день прошел не зря.

— Я его не убивал, — с трудом прошепелявил я, сплевывая кровь и выбитый зуб.

— Ах, не убивал! Ну, тогда пеняй на себя! — пообещал правый сержант, снимая с себя всякую ответственность.

И они принялись играть в волейбол. Моей головой в качестве мяча. Они перебрасывали его друг другу. Причем отбивали его не пальцами, как принято во всех цивилизованных странах, а кулаками. Игра продолжалась до тех пор, пока мяч не улетел за пределы площадки. То есть пока я не рухнул в проход между нарами. И не потерял сознание.

— Полежи, подумай! Придет шеф, он с тобой как следует поговорит! — донеслось до меня из тумана.

Через полчаса я пришел в себя. А может быть, часа через два. Я потерял счет времени, а у меня не было с собой часов. Я приподнял голову и огляделся. В камере я был один одинешенек. Я поднялся на карачки, дополз до нар и с трудом взобрался на них. Полежал немного в раздумье. Что же такое происходит?

Все повторяется с точностью до антуража. Камера та же самая, нары те же, отделение это же, только вот причина задержания другая. В тот раз меня посадили в эту камеру по подозрению в том, что я являюсь хозяином квартиры, сейчас — в том, что убил человека. Обвинение намного серьезней, чем предыдущее, так что теперь разговаривать будут по-другому. Наверное, сейчас позовут сержанта Горохова, который не только опять начнет устанавливать мою личность, но и выбивать — в буквальном смысле, конечно — признание в убийстве. После его трудового подвига, я, скорее всего, сознаюсь в том, что все же грохнул спикера и готовил покушение на президента. Вот я и доигрался!

Одно хорошо, все возвращается на круги своя. Как я и хотел. Я иду по проложенному мною самим маршруту, но в обратном направлении. С посещением тех же самых камер и квартир. И даже с получением таких же мордобоев. Значит, я на верном пути. Еще немного и я доберусь до своей фамилии. Если, конечно, выйду отсюда живым. Но если я из Думы выбрался, отсюда выбраться вообще пару пустяков. Только вот как? Да элементарно просто! И как это я раньше не допер!

Я поднялся с нар и подковылял к двери. В ней на уровне головы был проделан маленький глазок, закрытый стеклом, а в нижней части располагалась кормушка. Больше никаких отверстий не обнаружилось. Крикнуть было не во что! Значит, придется действовать нагло и грубо.

— Эй, граждане милиционеры! — крикнул я и начал стучать ногой по двери.

Дубасил я минут двадцать, отбив себе весь ботинок. Наконец, кто-то соблаговолил ко мне подойти, и я услышал шаги. Несколько сапог затопало в коридоре, затем я услышал звон ключей, щелкнул замок, дверь лязгнула и поползла наружу. В камеру всунулась голова дежурного мента. За его спиной громоздился сержант, который пошире в плечах. Хорошо, что это был не Горохов, а то бы он меня непременно узнал. И по старой памяти приложил бы кулаком без разговоров.

— Чего стучишь! — рявкнул дежурный старлей. — Работать мешаешь!

— Вы хорошо поработали, я вами доволен! — радостно сказал я.

— Чего? — набычились оба мента. Наверное, за свою жизнь они редко слышали похвалу, а тем более от задержанного. — Кто поработал? Мы?