Новая тема, очевидно, показалась всем еще более актуальной, чем предыдущая, и многие ее поддержали. Правда, придали ей собственное звучание.
— А я со своей недавно гулял, — высказался Сачковский, — привязался какой-то кобель дворовый, приблудный, еле отогнал. Так за нами и ходил! Я его и палкой и ногой, а он только огрызается и за нами.
— Ничего не поделаешь, животный инстинкт! — заметил Вадик и захихикал. — Кобелей всегда на это дело тянет!
Ты смотри, опять новая тема для разговора! И откуда они их только выкапывают. На каком-нибудь телешоу каждую из этих тем целый час обсасывают и все бестолку, а здесь два слова сказали и в дамки! Как они живо беседуют! Даже не уследить за полетом мысли. Главное, до меня им никакого дела нет! Хотя у меня, можно сказать, жизнь перевернулась, с женой все-таки развелся, теперь живу в одиночестве, тоска, да и только! Хотел развеяться немного, друзей пригласил, а они сидят тут и про всякую ерунду говорят. Слушать тошно!
— Да какой там инстинкт! — вздохнула Юлька и, громко икнув, пьяно махнула рукой. — Вот на меня, например, мужчины действуют угнетающе. Я при них ничего не чувствую! Совсем ничего! Представляете?
— Не представляем! — сказал Вадик и попытался погладить ее по голой коленке, но она этого даже не заметила. — Мы ничего из себя не представляем!
— А вы представляете, мой придет с работы, сразу раз в ящик! — опять стала жаловаться Катька. — И пялится, пялится! Хоть бы слово сказал! Я его спрашиваю: «Как дела?» А он: «Угу». Пень!
— У тебя пень, а у меня весь штакетник свистнули, — не согласился с ней Портнов. — Целый кубометр! И еще корыто старое взяли! Зачем им корыто понадобилось, не понимаю!
— А она у меня все понимает! — заспорил с ним Сачковский. — Говорю ей: «Принеси тапочки». Несет. Говорю: «Встань на задние лапы». Встает. И хвостом виляет от радости.
— Она хозяина должна понимать, — заметил Славик и многозначительно переглянулся со Вадиком. — Если она хозяина не понимает, так она ему тапочки носить ни за что не будет!
— Я бы тоже хвостом виляла и тапочки носила, — призналась Катька, — если бы мой меня понимал. А то придет домой, ляжет на диван и вот эту газету изучает! Ну, чего там может быть интересного, в этой газете? Одно и то же, одно и то же! Хоть бы что-нибудь про любовь написали… И главное, на меня ноль внимания!
— А я на мужчин ноль внимания! — громко заспорила с ней пьяная Юлька. Видно, эта тема нравилась ей больше остальных. — Мне в постели спать хочется. Они меня трогают, а я ничего не чувствую, совсем ничего. Сразу обижаются: «Почему это я в постель не хочу ложиться?» А если я ничего не чувствую!
— Может, тебе к врачу сходить? — предложил ей Вадик. — Проверить сексуальную ориентацию. Может, она у тебя нетрадиционная. Может, ты женщин любишь. У меня ведь тоже не традиционная. Я тоже женщин люблю. Сейчас ведь принято наоборот...
Он попытался обнять ее за плечи, но она выскользнула из-под его руки, уйдя в сторону, и Вадик чуть не свалился со стула. Наверное, он тоже был пьян до такой степени, что еле держался в седле.
— Да проверяла я! — огрызнулась Юлька и ударила его по руке. — Врач говорит, это возрастное, пройдет. А с женщинами я тоже ничего не чувствую…
— Может, мне тоже к врачу сходить? — сказал я, чтобы привлечь всеобщее внимание к своей персоне. — У меня что-то с памятью. Плохо цифры запоминаю. И не помню, сколько мне лет стукнуло. Вот спроси мня сейчас что-нибудь из истории, не отвечу.
Но никто так и не отреагировал на мое заявление. Даже внимания не обратили. Словно это не я сказал, а какой-то сквозняк пролетел. Зато все тут же уцепились за новую тему.
— А у меня память хорошая, — признался журналюга Сачковский. — Я все помню, все. То, что недавно было, помню, и то, что давным-давно, тоже. Столько всякого мусора запоминаю, просто не знаю, что с ним делать!
— А у меня память так себе, — пожаловалась Выкрутасова. — Что-то помню, что-то нет. Выборочно. Вот имена хорошо запоминаю, а числа плохо. Зато мой вообще ничего не помнит! Абсолютно ничего!
— А я никогда ничего не помню, — заплетающимся языком пела свое Юлька. — И не чувствую.
— А у меня валидол есть, — сообщил Портнов и внимательно посмотрел на меня. — Тебе дать? Помогает. И когда сердце, помогает, и когда память. Я его от всего принимаю.
— Да, память! — сказал Сачковский, проглотил кусочек мяса, и откашлялся. — Помню, гуляли мы с ней как-то. Обычно она рядом ходит, а тут отбежала. Я просто с соседом разговорился. Он такой же породы, только кобель. Оглядываюсь, нет ее! Ну, думаю…
— А я думаю, это они просто так корыто взяли, заодно, — гнул свое Портнов. — А штакетник жалко! Хороший штакетник был, сосновый, строганный. Хотел забор…
— А мой вообще ничего дома не делает, — продолжала жаловаться Выкрутасова. — Все я, все я! Хоть бы гвоздь когда-нибудь куда-нибудь забил. Сколько просила, все впустую. Давай, говорю, хоть в театр сходим вечером. А он лежит себе, как будто не чувствует, что от него хотят.