Пресс-хата для Жигана

На клич безмолвно поднялся четвертый. Пользуясь моментом, Жиган успел его рассмотреть. Вероятно, тип по прозвищу Адольф принадлежал к группировке скинхэдов. Это был атлетически сложенный парень, лет двадцати, не больше. Но, присмотревшись, Жиган понял, что этот перезревший скин просто выглядит гораздо моложе своих лет.

Через всю грудь Адольфа синела выколотая готическими буквами надпись «Зиг хайль». Чуть ниже нацистское приветствие дополнял имперский орел, сжимающий в лапах свастику, а в районе пупка был наколот похожий на раздавленную жабу тевтонский крест. Правое плечо Адольфа украшал витой эсэсовский погон.

«Твою мать… дед, может, где-нибудь под Вязьмой лежит, а этот ублюдок штурмбаннфюрера из себя корчит. Синяк долбаный…» — матюгнулся Жиган, внешне оставаясь бесстрастным.

Мгновение троица придирчиво осматривала гостя. Затем, повернув голову, Адольф позвал четвертого, продолжавшего бродить вдоль стены:

— Эй, чебурек. Хорош шнурковать.

Чернявый, в жилах которого текла, судя по раскосым глазам, азиатская кровь, встал по левую сторону от Жигана. Тяжело дыша от ярости, бросил скину:

— Чебуреки в придорожной забегаловке подают. Усек, Адольф? Или я мало тебя учил?

Мустафа, выступавший, по-видимому, в камере заводилой, примирительно произнес:

— Адольф, Черкес, не заводитесь. Забарали своими разборками. Сначала дело надо сделать. Потом шнопаки друг другу чистить будете.

Используя секундную размолвку, Жиган переместился от двери к углу камеры. Теперь его спина была прикрыта бетонной стеной. Он предельно сосредоточился, приготовившись к неизбежному. Смысл перевода Жиган понял сразу, как только переступил порог камеры, населенной этими уродами.

«Значит, так. Геннадий Семенович решил меня сломать. В пресс-хату бросить. Неоригинально, следачок, действуешь».

Между тем, четверка, переглядываясь между собой, приступила к зловещему действию. Ведущую роль взял на себя Мустафа. Чуть выдвинувшись вперед, он спросил новичка:

— Ты как сюда залетел, голубок?

На что Жиган быстро ответил:

— Залетают девочки по дурости.

— Борзой, — хмыкнул Мустафа, оборачиваясь к приятелям.

Выступающий на вторых ролях скин, почесывая синего орла, присоединился к разговору:

— Ты часом не из инородцев будешь?

Национальную принадлежность Жигана определить было несложно. Родители наградили его чистопородной славянской внешностью.

— Ага, абиссинец, — схохмил Жиган.

— Чего? Откель такой резвый? — не понял юмора скин.

Жиган, которого ублюдок со свастикой на пузе особенно раздражал, решил не выбирать выражений:

— Тебе дело, обсос?

Скин рванул к обидчику с налитыми кровью глазами:

— Да я…

— Что, в камеру газовую отправишь? — усмехаясь, произнес Жиган.

— Зарою суку! — зашелся в припадочном крике великовозрастный скин.

Его вопль становился все тоньше, а голос брал такие ноты, что не снились и оперным певицам. Но при этом не двинулся с места. Из четверки он показался Жигану наименее опасным. По лагерному опыту он знал, что крикуны, умеющие рвать глотку, бойцы, как правило, никудышные. А вот с молчунами следовало быть поосторожнее.

Хлопнув скина по щеке, Мустафа приказал:

— Глохни, придурок. Мы еще толковища не начали, а ты уже кипиш поднял.

Его напарник — с головой, похожей на корнеплод, — авторитетно подтвердил:

— Верно. Пасть не очко. Порвать можно.

Оскорбленный пренебрежительным отношением товарища, скин взвизгнул:

— Заткнись. Череп. Этот козел на меня наезжает, а вы лыбу давите. Надо разобраться с падлой.

Атмосфера в камере накалялась с каждой секундой. Формальный повод для нападения прозвучал. По неписаным законам, скин, допустивший прямое оскорбление, должен был ответить за свои слова. Но Жиган не спешил ввязываться в драку. Все-таки силы были неравные. Перед ним стояли четверо отморозков, все в неплохой физической форме.

Каждая минута давала Жигану шанс верно определить первую жертву. А это — самое главное. Потеряв вожака, стая могла отступить.

— Хамишь, — неодобрительно хмыкнул Мустафа. — Пришел в чужой монастырь и хамишь. Нехорошо получается. Адольфа расстроил. А он у нас припадочный. Ему армяне в драке черепушку продырявили монтировкой. Как разволнуется, мозг через дырку прет.

— Пусть пальцем дыру затыкает, — спокойно посоветовал Жиган.

От нестерпимой обиды скин взвыл, словно шакал в пустыне. Тип с азиатской внешностью по кличке Черкес, напротив, зашелся заливистым смехом, схватившись за живот.

Заключенный с головой-луковицей принес разлохмаченный веник и попытался всучить его новичку:

— Сыграй.

— Струны настрой, — зная нужный ответ на старый как мир тюремный прикол, ответил Жиган.

Такими фокусами можно было смутить новичка, не хлебавшего лагерной баланды, но не Жигана.

Четверка обменялась взглядами. Вместо запуганного лоха, готового сразу сломаться, они увидели парня, готового драться до конца, знавшего о зоне не понаслышке. Одно это уже внушало уважение.

Впрочем, не четверым отморозкам.

Взяв у напарника веник, Мустафа повертел его в руках и хрипло прокаркал:

— Значит, не хочешь бодягу корефанам слабать.

— Нет, — отрезал Жиган.