Пресс-хата для Жигана

Следователь, придав физиономии скорбное выражение, с притворным сожалением сообщил:

— И не получится.

— Почему? — удивленно уставившись на плюгавого следака, спросил собровец.

Тот, неожиданно перейдя на бодрый, радостный тон, с видом человека, восстановившего попранную справедливость, выдал длинную тираду:

— Освобожден задержанный. Не было никаких оснований содержать его под стражей. Подчистую освобожден. Без всяких подписок о невыезде. Я лично приносил извинения за причиненные неудобства. Посоветовал уехать куда-нибудь на недельку. Снять стресс. Забыть о пережитом. — Петрушак сделал паузу и вдруг добавил: — А вообще… забудь о нем, лейтенант. Не ломай голову. Что было, то быльем поросло. Мало ли что на войне случается. Все! Разошлись вы, как в море корабли…

Следователь то и дело отводил глаза и явно чего-то недоговаривал. Его пальцы вращали шариковую ручку с изгрызенным синим колпачком. Суетливые движения и бегающие красные, как у кролика, глаза говорили о душевной тревоге. Но собровец не был психоаналитиком. К тому же не знал о плотно набитом дензнаками заокеанской державы конверте, лежавшем на верхней полке служебного сейфа следователя Петрушака.

Подойдя к собровцу, Геннадий Семенович протянул руку:

— Извини, лейтенант. Ничем не могу помочь. Как говорится — следствие закончено. Забудьте.

Ладонь следака была влажной и скользкой, как тухлая селедка.

«Темнишь, следак», — подавляя возникшее чувство гадливости, подумал лейтенант и, развернувшись, молча вышел из провонявшего табачным дымом кабинета.

Глава 8

Филимон и Жиган подъехали к деревне в сумерках. Красная «Мазда» свернула на проселочную, незаасфальтированную дорогу Машина мягко покачивалась на ухабах.

Филимон вертел головой по сторонам, пытаясь рассмотреть окрестности. Фиолетовый сумрак окутывал дома, палисадники, сады. Тихий сельский пейзаж нагонял дремоту. Все вокруг было безмятежным и спокойным. Казалось, время застыло. Если бы не некоторые следы цивилизации в виде телевизионных антенн, машин во дворах, череды столбов с провисшими проводами, в деревне можно было бы снимать фильм о событиях прошлого века. Селение тонуло в зелени садов, а к самой околице подступал сосновый бор.

Свет от раскосых фар «Мазды» не мог рассеять тумана, сползавшего с гряды пологих холмов, окружающих деревню с севера. Молочная пелена быстро накрывала дорогу, словно торопилась добраться до бора и спрятать деревню под свое покрывало, непроницаемое для чужих глаз.

Нервно выкручивая руль, Филимон бросил:

— В крутой дыре ты гнездо свил. Просто отшельник какой-то.

— Не нравится? — рассмеялся Жиган.

— Охренительно нравится. Особенно, когда в нос навозом шибает, — втянув воздух, струившийся в приоткрытое окно, буркнул Филимон.

Указав на дом, у которого надо было остановиться, Жиган сказал:

— Привык к выхлопным газам и промышленным выбросам? Эх ты, Филимоша! Жертва большого города. Не умеешь ценить тишину, свежий воздух, покой. Изуродована твоя психика столичной суетой. Все носишься, суетишься. Днем рубишь капусту, ночью просиживаешь штаны в казино. Под утро перепихнешься с какой-нибудь шлюшкой и с утра все по новой. И это ты называешь жизнью?..

Машина плавно затормозила у покрашенного голубой краской забора. За забором пламенели кусты мальвы.

Выходя из машины, Филимон задумчиво покачал головой.

— Может, ты и прав, Жиган. Только по-другому у меня не получается.

— Каждому свое.

Тихо скрипнула калитка. Мужчины прошли по выложенной бетонной плиткой дорожке. У двери, казавшейся на первый взгляд неказистой, остановились. Сделанная из грубо отесанных, но плотно пригнанных дубовых досок дверь была скреплена стальными стяжками. По периметру ее огибали полосы кованого железа с декоративными накладками. Такие двери, наверное, когда-то стояли в княжеских теремах.

Достав из тайника ключ, Жиган повернул его против часовой стрелки. Затем проделал ту же операцию в обратном направлении. Где-то внутри раздался щелчок. Цилиндры стальных ригелей вышли из пазов. Слегка подтолкнув массивную дверь плечом, Жиган отступил, пропустив гостя:

— Добро пожаловать, Филимоша.

С опаской заглянув внутрь, Филимон уступил дорогу хозяину.

— Нет, Жиган. Иди первый. У тебя не хата, а какая-то пещера Али-Бабы. Одни двери чего стоят…

Они прошли внутрь. Оказавшись в большой комнате, Жиган включил свет. Обставленный со спартанской простотой зал, тем не менее, мало напоминал жилище сельского жителя. Отпечаток личности хозяина чувствовался во всем.

Особенно диковинно смотрелся камин с дымоходом, сложенным из серых камней. На каминной полке стояли несколько фотографий в рамках, на которых были изображены улыбающаяся женщина и парень, удивительно напоминающий Жигана.

Подойдя к камину, Филимон спросил:

— Кто это?

— Мать, — не оборачиваясь, ответил Жиган.

— А это? — указал на следующую фотографию гость.

— Брат.

— Но ты ведь даже не смотришь, на что я показываю, — глядя в спину Жигану, произнес гость.

Тот, подняв голову, кивком указал на большое зеркало, в котором отражались и Филимон, и каминная полка с фотографиями.