Пресс-папье

Это очень странная[82] книга. Обстоятельно аннотированное[83] издание рассказов об отце Брауне? Меня она озадачила.[84] Озадачила настолько, что большой знак вопроса, повисший над моей головой, отбрасывал на ее страницы темную тень, которая делала внимательное чтение почти невозможным. Уж не сошло ли издательство «Оксфорд Юнивесити Пресс» с ума?[85] – гадал я. Или, быть может, по отцу Брауну сдают теперь экзамены повышенного уровня? Зачем, скажите на милость, понадобилось аннотировать самые простые и незатейливые из когда-либо написанных детективных рассказов? Ответ, ни в малой мере не удовлетворительный, можно найти в предисловии Мартина Гардинера. Он отмечает, кто канон Шерлока Холмса породил с ходом лет сотни псевдосерьезных научных работ, привел к созданию множества группировок и обществ, – Гардинер упоминает лишь «Нерегулярную армию Шерлока Холмса», о коей мы еще поговорим. Однако, жалуется он, «ничего подобного “Нерегулярной армии Шерлока Холмса” на основе канона отца Брауна, состоящего из пяти сборников рассказов и нескольких других историй, ни в один сборник не вошедших, создано не было. Я нахожу это удивительным». Курсив мой, и если бы я мог добиться, чтобы эти слова выделили при печати красным цветом, то очень постарался бы сделать это. Удивительным? Если толчком, побудившим мистера Гардинера к созданию этой книги, было искреннее удивление, вызванное упомянутым обстоятельством, чтение нас ожидает определенно не легкое.

Использование здесь слова «канон» представляется мне подобием игры в поддавки. Рассказы о Шерлоке Холмсе канон образуют, рассказы об отце Брауне – ничуть. Я считаю себя достаточно компетентным для разговора на эту тему, поскольку был когда-то, еще учась в школе, самым молодым из членов «Лондонского общества Шерлока Холмса». Несколько захватывающих, сумасшедших, полных ликования лет я жил и дышал Шерлоком Холмсом, и никакой другой жизни, другого кислорода у меня не было. Я мог цитировать огромные куски текста, помнил даты, детали, имена и эпизоды так, как если бы и вправду присутствовал при каждом приключении великого детектива. Что, разумеется, и имело место, поскольку Ватсон брал меня с собой. Каждый из нас способен нарисовать в воображении эти комнаты, семнадцать обшарпанных ступенек, ведущих с первого этажа на второй, патриотические инициалы «КВ», выбитые пулями над камином, наполненный табаком шлепанец, полку с самыми банальными книгами. Все мы помним Холмса, с его трубкой, скрипкой, лупой и кокаином, и Ватсона с его толстой английской шеей и двумя сувенирами афганской войны: верным армейским револьвером и пулевым ранением, которое все еще побаливает при каждой перемене погоды. Все мы знаем, что в дом 221б по Бейкер-стрит[86] и поныне приходят каждый год сотни писем, адресованных мистеру Холмсу, и что по какой-то странной причине, имеющей лишь малое отношение к отличающим рассказы о нем литературным достоинствам или глубине психологического анализа, Шерлок Холмс продолжает жить независимо от своего создателя – так, как жило до него и после него лишь очень небольшое число выдуманных персонажей. А что представляет собой отец Браун? Приземистого человечка в шляпе с загнутыми по бокам полями. У него нет хронологии, нет дома, нет личных вещей, нет связанных с ним деталей, в царстве его правит Честертон, и эти двое неразделимы. Что же канонического в этих пяти сборниках рассказов? И много ли писем получал за неделю отец Браун в 1987 году?

Холмс живет деталями, его преступники оставляют в мире осязаемые следы, позволяющие способному к анализу человеку делать выводы и строить умозаключения. Холмс выстраивает картину преступления, опираясь на факты, на их систематику, на конкретные улики. Отец Браун подходит к преступлению с совершенно иной стороны. Общее знание человека, его греховности и его души позволяет отцу Брауну делать частные выводы. Очень занятно бывает иногда рассматривать рассказы о Шерлоке Холмсе как описания действительных событий, – достоверность авторского слога оказывается при этом превосходным подспорьем, а любую неувязку удается объяснить скорее ненадежностью памяти Ватсона, чем недосмотром автора. В Холмсе чаруют детали, в отце Брауне – обобщения. Неудивительно, что, когда мы читаем рассказы о коротышке-священнике, он представляется нам пребывающим в вакууме, в иной, чем вмещающая тесные комнаты викторианского дома на Бейкер-стрит, вселенной.