Пресс-центр

– Убежден, что были. Через подставных лиц, на имя другой корпорации, но были непременно! Через пару дней я дам вам точный ответ, но верьте мне, Диметр, он был вездесущ… Полиция поступила подло. Он застрелился утром, а мне позвонили только в половине пятого, после того как тираж пошел подписчикам… Я готовил экстренный выпуск, поэтому не смог к вам приехать… Кстати, почему вы интересовались Мари Кровс?

– Это связано с судьбой нашего коллеги, русского журналиста Лыско.

– Диметр, это не по правилам.

– То есть? – не понял Степанов. – О чем вы?

– Я люблю русских, мне это завещал отец, он был в маки, его завет для меня свят, но иногда ничего не могу поделать с собою: меня гложет червь недоверия, когда я имею дело с вами.

– Персонально со мной?

– Я имею в виду красных. Вы скрытничаете, недоговариваете, словно бы страшитесь самих себя…

Степанов вздохнул.

– По молодости бывает…

– По зрелости тоже. Вы утром спросили меня о Мари Кровс. Это было что-то около одиннадцати. Значит, вы знали про Грацио, но мне об этом не сказали, а пошли своим обычным российским, окольным путем… Ведь я только что кончил говорить с мадемуазель Кровс, она специалист по людям типа Грацио, встречалась с ним, занималась его концерном и банками, писала о нем… Вот так-то.

– Какая-то чертовщина, Бреннер… Я ничего не знал про Грацио, даю слово… Все иначе… Я скажу вам, в чем дело, но я говорю вам об этом доверительно, хорошо?

– Я буду нем как рыба.

– В Шёнёф работал наш коллега Лыско, молодой парень… Его увезли в Москву с проломленным черепом… Чудом не угробили, чудом… За то, что он якобы был слишком близок с Мари, понимаете? Вот отчего я интересовался ею…

– Когда его хлопнули?

– Вчера.

– Она знает об этом?

– Я не говорил с нею… Я жду визу.

– Хотите, позвоню я?

Степанов неторопливо закурил, ответил задумчиво:

– Черт его знает… А почему нет?

– Я могу сказать ей про этого самого…

– Лыско?

– Да, – поморщился Бреннер.

– Говорите, как считаете нужным… И предупредите, что я приеду в Шёнёф сразу же, как получу визу.

– Забудьте про ваши русские номера: как только получу визу… Это ваше личное дело, когда вы получите визу… Ее дело согласиться на встречу и назначить время и место…

Бреннер набрал номер, представился, попросил соединить его с мадемуазель Кровс, зажал мембрану ладонью, объяснил:

– Она в баре пресс-центра… Хорошая жизнь, а?!

– Спросите, какого она мнения о Лыско как о журналисте…

– Если его били за близость с этой фрейлейн, надо спрашивать про другие качества. – Бреннер отчего-то вздохнул, нажал на селекторе кнопку, поинтересовался: – Хотите слышать наш разговор?

– По-французски я не пойму.

– Я поговорю с ней на английском, не на немецком же, право…

– Нет, но вы, французы, неисправимые националисты…

– Имеем право на это, Диметр, имеем право…

В селекторе прозвучал низкий голос:

– Кровс.

– Здравствуйте еще раз, это снова Бреннер.

– Добрый вечер, мистер Бреннер.

– Могу я задать вам еще несколько вопросов?

– Пожалуйста, хотя я сказала то, что мне представлялось возможным сказать…

– Речь пойдет не о Грацио, мисс Кровс. Известно ли вам имя русского журналиста Лы… Лы… – Бреннер посмотрел на Степанова, снова прикрыл ладонью мембрану, но Кровс ответила:

– Вы имеете в виду мистера Лыско?

Степанов кивнул.

– Именно, – ответил Бреннер.

– Мне не просто известно его имя, мы дружны.

– Вам известно, что его в бессознательном состоянии увезли в Россию?

– Что?!

– Да, на него было совершено нападение… Он, как говорят его русские коллеги, очень плох… Мотивом избиения послужили якобы ваши отношения…

– Ах вот так? Его обвиняют в том, что он спал с представительницей бульварной прессы?

– Его обвинили в том, что он был близок с женщиной, которую любит неизвестный друг…

– Неизвестный друг конечно же связан с корпорацией Дигона, мистер Бреннер, потому что Лыско исследовал те же материалы, которыми занималась и я… Точнее говоря, он… Словом, у меня нет ревнивого друга, который пошел бы на такое безумство…

Степанов показал пальцем на себя. Бреннер быстро закрыл трубку ладонью, спросил:

– Хотите поговорить?

– Да.

Бреннер на секунду закаменел лицом; видимо, стремительно продумывал то, как он должен объяснить Кровс про красного; снова потянулся за сигаретой, мгновенно прикурил, прижав трубку острым плечом к уху.

– Мисс Кровс, у меня в гостях наш русский коллега Степанов; он писал репортаж о партизанах Лаоса и Вьетнама, был в Чили накануне трагедии и дружил с вождем РАФ[6] Ульрикой Майнхоф. Он хочет поговорить с вами.

– Пожалуйста, – ответила женщина, помедлив. – Я слушаю.

Бреннер протянул Степанову трубку.

– Добрый вечер, мисс Кровс. Я жду визы, думаю, мне дадут ее в ближайшие дни… Вы сможете повидаться со мной?

– Конечно.

– Я возьму у господина Бреннера номер вашего телефона?

– Можете записать домашний. Тридцать семь двадцать четыре сорок девять… Лыско плох?

– Да.

– Почему его не госпитализировали здесь?

– Потому что кто-то позвонил в наше консульство и угрожал ему… Потому что его обвиняют в том…